Туманный урок - Ила Сафа
– О’кей, мы больше вам не помешаем, – уже спокойно сказал герр Джонсон.
– Я не против вашего присутствия, но на моём занятии ученики должны готовиться к экзаменам, а не обсуждать ваши текущие проекты или что бы там ни было.
– У нас время поджимает: проекты надо сдавать, а не все их доделали, – наконец-то заговорила фрау Нойбаум извиняющимся тоном.
Дальше разговор пошёл в рациональном русле, пусть и с претензией, но без надрыва. Конец беседы даже напомнил цивилизованную коммуникацию взрослых людей. Взглянув на часы, я поспешила откланяться – начинался тренинг в девятом «ВМ». С этого момента герр Джонсон и фрау Нойбаум здоровались со мной первыми. Друзьями мы не стали.
– Ну давай тогда заниматься индивидуально, – сказала я Мише.
Положила на его стол подготовленные листы с заданиями и подошла к доске, чтобы записать пример.
Это был лучший урок. Меня никто не перебивал, никто не пародировал моё произношение немецких слов, никто не кричал и не кидал предметы.
Миша всё схватывал на лету и быстро включился в работу. С первыми уравнениями он справился без ошибок. Я хвалила его.
– Миша, а как ты оказался в миттельшуле? Твой уровень точно не ниже реальшуле, а то и гимназии. – Этот вопрос интересовал меня давно. Парень хорошо учился, и я замечала, что он не вписывался в мир третьего сорта.
Миша был из интеллигентной семьи, и это особенно проявлялось в его манере общения. Однажды на английском мы описывали картинку, изображающую молодёжную музыкальную группу. Вокалистка с микрофоном в руке стояла в центре, остальные музыканты играли на синтезаторе, барабанах и гитаре. В последнем вопросе спрашивалось: «Играете ли вы на музыкальном инструменте?» Для примера я поделилась, что играю на пианино, и заметила интерес в глазах одного ученика. Это был Миша. Он ответил на английском, что умеет играть на гитаре. Я поинтересовалась, в каком стиле, и разговор увёл нас минут на десять от темы урока. Миша с энтузиазмом рассказывал о том, что рок цепляет его больше всего, о коллекции своих гитар и что каждая звучит по-своему. Наш разговор не поддержали. Если не считать Аслана, который в совершенстве владел треугольником, никто на инструментах не играл.
Ещё как-то раз Миша спросил о моём родном городе. Потом рассказал, что его двоюродный брат – немец – учится в Казани, а его дядя – знаменитый журналист международного уровня, брал интервью у самого Путина. Такая информация не могла не впечатлить. Погуглила дома фамилию парня – данные подтвердились.
– Я два года назад перешёл из реальшуле сюда.
Вопрос «почему» вертелся у меня на языке, но я ждала, что он сам расскажет.
– Было время, меня всё так достало, и я… ну… – Миша провёл указательным пальцем правой руки по запястью левой. – Вот ещё шрам остался.
О таких случаях и учениках в этой школе я слышала всё чаще, но каждый раз меня словно кипятком обдавало. «Сколько же боли внутри этих подростков, что её хватает на шаг в никуда?»
– А сейчас? Как ты себя ощущаешь здесь?
– Нормально. Если приспособиться, даже ничего, – спокойно рассуждал Миша. – Балбесов везде хватает – и в реальшуле, и в гимназии. Тут даже как-то честнее, что ли. Сразу понятно, кто есть кто.
В таком ключе я о миттельшуле никогда не думала. Миша подарил мне возможность пересмотреть свою точку зрения и взглянуть на вещи под другим углом. Я задумалась.
Катарина познакомила меня с остальными коллегами. Хайке мне сразу понравилась. В ней чувствовались твёрдость и решительность немецкой женщины; олицетворение силы и энергии – так выглядит хороший спортивный рюкзак. На вид я дала ей чуть больше пятидесяти. Невысокого роста, крепкое телосложение подчёркивало её физическую выносливость и готовность преодолевать любые препятствия. Она выдерживала большие нагрузки и оставалась надёжным партнёром в любых ситуациях. Короткая стрижка подчёркивала практичность и активный образ жизни, а сильный голос звучал убедительно и авторитетно. В её группе никогда не возникали беспорядки, школьники следовали правилам. Они знали, что фрау Шнайдер не даст нарушать дисциплину. В то же время она проявляла по отношению к ученикам щедрую заботу, всегда приходила на помощь. Её часто можно было застать объясняющей тему подопечному, с ней делились личными историями и ждали совета. Для коллектива Хайке была ценным кадром, легко брала ответственность на себя, не боялась сложностей. Единственное, против чего активно выступала, – это квалитренинг. Пару раз заместила Ингрид и после наотрез отказалась от этой «занимательной» деятельности.
Роза всматривалась в меня своими большими карими глазами, как будто изучая каждый сантиметр. Её живое любопытство и жизнерадостность заражали всех вокруг. Хоть она и прожила в Германии почти всю сознательную жизнь, итальянские корни бросались в глаза сразу. В свои шестьдесят два она отлично выглядела. Небольшого роста, стройная, с пышной шевелюрой, она излучала доброту и элегантность в каждом движении. Ей обычно доверяли самых младших – пятиклассников, потому что она заботилась о них как мама: приносила конфеты, печенье и раздавала. Могла часами сидеть с одним бездельником, делать с ним домашку под диктовку. Пальцем вела то по учебнику, чтобы взгляд не бегал туда-сюда, то по тетради – чтобы писал через строчку, а не где вздумается. Ни разу не повысила свой мелодичный голос, даже если в классе шумели. Она готова была всех обнять и согреть душевным теплом. Я наблюдала и удивлялась такой безграничной эмпатии. Если Розу перевоплотить в дамский аксессуар, то она стала бы эксклюзивной сумочкой «Дольче и Габбана» из плетёной кожи с яркими акцентами. Весёлая, добрая, она передавала дух итальянской культуры, яркость и красоту жизни, тепло и милосердие.
Клара не желала наслаждаться пенсионным бездельем и воплощала в жизнь свою давнюю мечту – поработать с детьми. В прошлом руководила крупным предприятием по пошиву одежды. Сотрудничала с именитыми лейблами, такими как «Эспри», владела производством в Китае, самолично контролировала процесс. Но всё это осталось лишь в воспоминаниях, которыми она охотно делилась. Её легко можно
