Красная Поляна навсегда! Прощай, Осакаровка - София Волгина

– Что с тобой? Все тебя раздражает, злит. Что тебе не так?

– Сам не знаю. Тоска какая-то.

– Пройдет. У меня тоже тоска, скучаю по Осакаровке, родным.

– Также и я! Только скучаю по родному краю, Адлеру. Так бы и закрыл глаза, и перелетел туда.

Ирини хмыкнула:

– Да.

На этой ностальгирующей волне, в начале лета, Савва собрался на Кавказ. Решил и постановил несмотря на то, что планировали вместе поехать в Осакаровку.

– Надо мне съездить. Что-то мне невмоготу. Хочется всех повидать. Там мой брат, Костас. Он очень умный и рассудительный. Поговорим хоть о полетах в космос, о Юрие Гагарине… Здесь даже не с кем поговорить… А то работаешь, работаешь, как проклятый, а отдыха никакого.

– От работы кони дохнут, – подвел итог, пришедший в гости Федя-Дурак и хохотнул, подмигнув девчонкам. – Правильно говорю? Пора папке отдохнуть?

Они ответили хором:

– Пора!

– Как же с деньгами? Тех, что я собрала, не хватит…

– Мне много не надо. В крайнем случае у кого-нибудь перезайму.

Ирине не нравилась затея мужа с поездкой не куда-нибудь, а аж на Кавказ. Это казалось так невообразимо далеко. Народ редко ездил в такую даль, можно сказать не ездил вообще. Во – первых, на какие деньги? Во-вторых, к кому? Ни у кого не осталось родственников в родных местах: кто сослан неизвестно куда, кто убит, кто в тюрьме, а кто сумел вовремя уехать в Грецию. У счастливчика Саввы каким – то чудом там все еще жила родная тетка Рая, мать Феди-Дурака. Та самая красавица, которой не нравился когда-то несимпатичный племянник. Когда Савва рассказывал Ирине этот случай, она видела, какая обида оставалась все еще у него в душе. «Такая же дура – мать, как и сын – дурачок», – думала она про мать и сына Ананиади.

– Столько в доме работы, надо до штукатурить дом снаружи, с огородом столько возни.

– Приеду все доделаю. Сколько можно мне работать? Неужели, какой-то месяц мне нельзя отдохнуть?

Ирини не сдавалась:

– На эти деньги купили бы хоть один ковер на стенку и половики на пол: дети ходят зимой босиком по голому ледяному полу.

Савве было неприятно продолжать этот разговор. Конечно, в семье много чего не хватало, но и он человек. Как она не хочет его понять!

Он сел на табуретку, втянул голову в плечи, ухватился за края сиденья:

– Ирини, я же ненадолго. Говорю тебе, туда и назад! Невмоготу мне. Тоска заела. Вот засело в груди и все. Ты каждый год ездишь к матери. А у меня мама умерла, есть только одна единственная тетя. Понимаешь.?

Ирини поджала губы, как бы говоря; «Как хочешь, тебе видней, но я б так не сделала». Вздохнув, она сказала:

– Ну ладно, собрался в дорогу, езжай, отдохни от нас. Покажись своей ненаглядной тетке, какой ты теперь самостоятельный, красавец – мужчина. Может теперь она поменяет о тебе мнение, – прибавила она с легким сарказмом и примиряюще улыбнулась ему. Савва с готовностью улыбнулся ей в ответ. Он был счастлив, что, наконец, он будет предоставлен сам себе, без обид со стороны жены. Ощущение свободы, приятного впереди путешествия просто окрыляло его, особенно при мысли, что у него с собой немалые деньги, о существовании которых Ирини не догадывалась. Он откладывал понемногу от каждой зарплаты. Зачем ей знать об этом? Он не собирается транжирить их; эти деньги на всякий случай, не может же он в гостях показать себя бедным родственником.

Господи, какая же это благословенная земля, Кавказ! У ровесников его, как и у него самого замирало сердце при этом магическом слове. Его поколение было вывезено из родимый мест в подростковом возрасте, и красоты почти поистерлись из памяти у них, да и не до воспоминаний было. Каждый теперь думал о том, как содержать семью. Неграмотные, все почти работали на тяжелых работах, и еле сводили концы с концами: кто строители, кто буреломщики, кто шофера, кто грузчики… Он то грамотный, но сын врага народа, где ж ему работать, если не на камнеломне или, в лучшем случае, на автобазе шофером?

Кроме того, паспортный режим не позволял уезжать за пределы Казахской республики. Были попытки у людей вернуться после войны в родные места, но их возвращали назад. И будь здоров – живи и работай здесь! Тем более, что работы было невпроворот. Особенно, с началом освоения целинных земель. Соцсоревнования заставляли людей работать и днем, и ночью. Так что про эту блажь с возвращением в родные места все забыли. Но не Савва. День и ночь он мечтал переехать назад, на Кавказ. И что его двигало на это сам толком не знал. Может, потому что помнил кипарисы, магнолию и пальмы вокруг своего дома. Яркое синее море и такое же небо. Любил он красоту своих мест! Может, потому что что-то поэтическое было у него в природе. Не даром он так понимал музыку, так хорошо рисовал – все удивлялись его таланту, стихи писал, правда, никому об этом не говорил, даже жене, а то б точно засмеяла. До стихов ли людям, которые недоедали?

Глава тринадцатая

Был июньский полдень, когда Савва приехал поездом в родной город Адлер. Стояла несусветная жара. Но это была своя, родная жара. Родное солнце в ярко синем небе без единого облачка. Влажный воздух вдыхался легкими легко и приятно. Глаза весело оглядывали все, что не встречалось на пути: и яркие ларьки, и зеленые высокие кипарисы, и раскидистые пальмы. Савве казалось, что он – не он, и находится не где-нибудь, а в каком-то сказочно-нереальном месте, земном Рае. Да, для него это был Рай! Савва вспотел, не успевал прикладывать мокрый носовой платок клицу, подошел к одной из пальм, поставил чемодан, погладил рукой шершавую поверхность тропического дерева. Бросил взгляд, на рядом растущую аллею самшитовых кустов, в самом конце которой росли огромный олеандр и вся покрытая розовыми цветами китайская роза. Большая привокзальная площадь вмещала в себя толпы людей, такси, легковых автомобилей и микроавтобусов. Да, примерно так он и представлял себе первую встречу с любимым городом.

Вокзал, выкрашенный в желто-кирпичный цвет, сиял чистой. Здесь когда-то работала парикмахером его тетка. Савва волновался: может, поменяли место работы или перенесли ее парикмахерскую в другое место на вокзале? Он прошел в зал.