Разговоры в рабочее время - Нелли Воскобойник
На еженедельном обсуждении больных кто-то позвонил молодой практикантке по телефону. Она очень опечалилась и сказала, что звонили из хирургического отделения: девочку, которая только начинает получать у нас лечение, срочно кладут на операцию. Все очень взволновались.
– Но почему? – вскричал завотделением. – Они же говорили, что не хотят ее оперировать, они же отказывались!
– Мне сказали, что она «овощ» и надо немедленно принимать меры!
– Как «овощ»? – взметнулся Пригода. – Я говорил с ней три дня назад, она была в полном сознании и в хорошей форме!
– Видимо, произошло резкое ухудшение.
– Ты уверена, что он сказал «овощ»?
– Я говорила с ординатором. Он сказал «растение».
И обсуждение покатилось дальше. Но Пригода не находил покоя. Время от времени он бурчал что-то вроде «не может быть» и «не было никакой причины»… В конце концов сказал: «Я позвоню хирургу. Чего-то я здесь не понимаю!»
Все умолкли и уставились на его айфон, по которому он чирикал по-французски со своим хорошим другом, ведущим хирургом-нейроонкологом. Несколько минут они говорили вполне серьезно, потом Пригода хихикнул в трубку и сказал: «Аu revoir».
После этого посмотрел на нас, выдержал паузу и объяснил:
– Нейрохирург еще раз осмотрел девочку. И сказал: «Она в таком превосходном состоянии, это не ребенок, а цветок! Я буду оперировать ее. Я уверен, она выдержит операцию, и это единственный способ куративного лечения».
– Ну да, – пробормотал врач-сабра[8], – какое-то растение…
Калифа
Большая университетская больница – очень сложный живой организм. Настолько живой, что время от времени болеет и когда-нибудь умирает. Огромное количество людей разных профессий необходимо для нормальной работы этого организма. Главное, конечно, медсестры. Множество медсестер: от уникальных, единственных, операционных, без которых знаменитый врач не хочет начинать сложную операцию, и до студенток на практике, умеющих только поменять парализованному подгузник или помочь выздоравливающему вытереться после душа. Медсестры – душа больницы. Или, если продолжать систему аналогий с живым организмом, ее кровь. Забастовка медсестер немедленно прекратила бы работу всего госпиталя. Поэтому таких забастовок никогда не бывает. Недовольные сестры капризничают, отказываются работать сверхурочно, проводят короткие манифестации в лобби больницы, пишут в Твиттере и жалуются в министерство здравоохранения. Но никогда не уходят со своей смены.
Надо признать, что и без врача больница не живет. От великих до малых – все необходимы. Великий врач – рентгенолог профессор Гомори. Когда он учился, рентген был двумерным. А теперь он уникальный специалист по всему спектру трех– и четырехмерных томографий – от новейшей спиральной компьютерной до… чего угодно. Я еще и моделей-то этих томографов не знаю, а он уже, глядя на экран, может сказать, что за таинственная, никому не понятная фигня таится в теле больного, опасна ли она, требует ли лечения или может спокойно оставаться на своем месте, не неся в себе никакой угрозы. Когда выдающиеся врачи, повидавшие множество случаев, не описанных в учебниках, спорят между собой на повышенных тонах, то умиротворяющим ответом на гневный вопрос «Откуда ты знаешь?» являются волшебные слова: «Гомори сказал».
Но и начинающие врачи, еще ни в чем не уверенные, бегающие всю ночь от кровати к кровати, делающие, что умеют, и только старающиеся как можно реже будить телефонными вопросами своего Старшего, необходимы больнице. Они и составляют скелет, на котором держится этот великан.
А кроме того, у нас работают физики, химики, кладовщики, лаборанты, биологи, электрики, сантехники, электронщики, слесари, программисты, бухгалтеры, плотники, секретарши, адвокаты, архитекторы, психологи, социальные работники, медицинские клоуны, шоферы, охранники, садовники, генетики и множество уборщиков. А также надзирающие за уборщиками завхозы разных уровней. Не говоря уж о профсоюзных деятелях и работниках администрации, коими густо заселен целый этаж.
Однако мой герой – человек, который на нашем языке называется «домашний работник», а по-русски попросту санитар. У нас санитар занимается только перевозкой больных – на кровати или в кресле на колесиках. Нашего звали грозным именем Калифа. Он был единственным, исключительным, санитаром, обслуживающим только онкологических больных. Ему звонили не через централизованную диспетчерскую, а лично по его номеру.
Иногда он немедленно привозил нужного больного, иногда отвечал: «Она сейчас обедает, оставь ее в покое. Первый раз ест нормально за три дня! Привезу, когда закончит десерт». Иногда говорил: «Поте́рпите! Я пью кофе. Может Калифа спокойно выпить чашку кофе?» Бывало, что и отказывался. Мне однажды сказал, что больного не привезет, потому что то, что я собираюсь делать, Калифе кажется ненужным. И что вы думаете? Поднялись вдвоем с другим физиком на этаж, где расположены палаты, и сами привезли кровать…
Главной необъяснимой особенностью нашего Калифы была его исключительная осведомленность во всех делах на всех уровнях управления. Он безошибочно сообщал о грядущей смене директора больницы, о том, заплатят ли зарплату в страшные дни финансового кризиса, когда вся махина находилась под реальной угрозой закрытия. О пунктах договоренности между администрацией и профсоюзами. О будущих увольнениях и условиях преждевременного вывода на пенсию. О позиции министра здравоохранения и о настроении заведующих разными отделами. Кроме того, он осведомлял директора Института онкологии обо всем, что происходит у нас внизу. Так что она, обладая уникальной памятью, всегда знала о трудовых подвигах, ошибках и некорректных высказываниях в ее адрес каждого из нас.
Обладая взрывным характером, Калифа однажды во время беседы со своим начальником перевернул тому стол, и горячий кофе сильно попортил белизну халата хозяина кабинета. Однако попытка обиженного босса уволить его не нашла понимания у более высокого начальства и торжествующий Калифа остался на своем месте.
Ему не было чуждо своеобразное чувство юмора. Так, он послал по внутренней почте на имя завотделом радиотерапии письмо, которое открыла, как и предполагалось, его секретарша, женщина исключительно глупая и впечатлительная. В конверте был здоровенный крылатый и хотя и не вполне здоровый, но все еще живой таракан. Визг секретарши продолжался несколько минут. Все отделение ходило ходуном, пытаясь отвлечь ее и успокоить захлебывающиеся рыдания. Дело не обошлось без успокаивающего укола и сопровождения домой. Калифа был вполне доволен.
А я поминаю его добром. Однажды я привезла в больницу свою девочку, у которой стремительно развивалось заражение крови, о чем никто из нас не догадывался. Мы, стоя, дожидались важного ультразвукового обследования, когда она мне шепнула: «Можно я на минуточку лягу на пол? Только на минуточку…» Я позвонила Калифе, и ровно
