Дневник полкового священника. 1904-1906 гг. Из времен Русско-японской войны - Митрофан Сребрянский

Во время дождя города наши превращается буквально в сплошное болото. Каждая улица окопана глубокими канавами; вода в них стоит подолгу. Валяются свиньи. Кругом такое зловоние, что невыносимо становится.

Между прочим, огромный двор нашего помещения во время дождя делается озером. И вот, по приказанию И. И. Чайковскаго, китайцы ведрами переливают эту воду в канаву. Спустить ее нельзя: слишком низкое место. Работа идет быстро: выливают тысячи по две ведер в час. Таким способом дня в 2 и осушается наш двор (до нового дождя).

Гулять, понятно, негде. Хожу по фанзе из угла в угол да читаю присланные в посылке книги. Питаемся мы теперь очень хорошо. В городе всего много: кур, уток, яиц, картофеля, мяса, даже много очень хорошей рыбы: есть карпы, сомы, караси и проч. Цена недорогая: курица – 50 к., картофель – 1 р. за пуд, яйца – 40 к. за десяток, утка – 50 к., гусь – 1 р., мясо обходится 20–25 к. за фунт, рыба – 30 к.

Так все дешево потому, что мы сейчас находимся в 120 верстах от железной дороги и в 80 в. от своей армии. Войск здесь еще не было. Хлеб нам привозят из г. Юшитая и, конечно, черствый, но все-таки хороший.

Вообще за эту последнюю неделю все мы порядочно отдохнули и позаправились, хотя эскадроны несут трудную службу: делают разъезды верст по 80–120, освещая, как здесь выражаются, местность.

Район нашему отряду дан не маленький. Надо «освещать» большой четырехугольник кругом г. Чженцзятуня: на север 70 верст, на юг 50, на восток 30 и на запад 20. Таким образом, 2-ю и 3-ю наши армии заслоняет завеса из кавалерии: на юге стоит ген. Мищенко (приблизительно в одной широте с районом расположения 2-й армии), в середине находимся мы (в уровне с 3-й армией), и на севере расположились конные полки пограничной стражи. Каждый отряд завоевал в конце апреля свой четырехугольник и вот теперь охраняет его.

Кроме разъездов расставляется ежедневно вокруг города сторожевое охранение, а в самом городе один эскадрон (дежурный) занимает приспособленную для обороны импань.

Трудновато приходится, но благодаря хорошей пище и корму люди и лошади чувствуют себя хорошо.

15 мая собрались свободные люди во дворе 6-го эскадрона. Дождь прекратился, но грязь была такая, что я едва добрался туда. Все-таки в 10 часов утра отслужили обедницу и побеседовали на слова Спасителя: «Приидите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я упокою вас».

Я просил воинов принять во внимание, что все люди трудятся и все люди имеют скорби, а также все желают быть в трудах успешными, а в скорбях утешенными, но не всегда этого достигают. Это зависит от того, что люди в своих трудах часто надеются только на свои силы и уменье или полагаются только на помощь других людей, таких же ограниченных и несовершенных существ, как и они сами. А потому они впадают в ошибки; дело у них не спорится. Также и в скорбях люди уповают только на земные утехи, но они так ничтожны, что люди впадают в уныние, в отчаяние или даже в разврат.

Нет, и в трудах, и в скорбях нам нужно обращаться за помощью к Господу, приходить к Нему и посредством молитвы, таинств и святого чтения соединяться с Ним. И Он, как всемогущий и бесконечно благой, упокоит нас, т. е. даст благодать Свою и благословение на труды наши, изгонит из нашего сердца уныние и дарует нам мир и покой.

Когда я возвращался в свою фанзу, мне пришлось наблюдать тяжелую сцену. Погонщик монгол положил верблюда на землю и начал нагружать на него разные товары. Он прямо бросал ему на спину мешки, корзины. Седла никакого нет, и вся кладь прикручивается веревками прямо к коже. Боль испытывает при этом верблюд ужасную и все время ревет и oxaeт…

Вы все грустите и сетуете на меня, зачем я всегда с полком, а не в обозе.

Но, во-первых, повторяю, я не обозный, а полковой священник. А, во-вторых, один батюшка был всегда в обозе, главный полевой священник 3-й армии узнал про это, и батюшку этого уволили в отставку. Хотели даже суду его предать. Он уже уехал. Теперь 14 мая на его место приехал уже другой священник и находится при полку по приказанию.

Вот видите, от какого позора я избавился, находясь всегда на своем месте?

Нового командира ожидаем со дня на день. Прежний еще пока с нами.

17 мая – 11 июня (д. Тавайза)

Хоть я и бросил писать дневник, но все-таки решил написать краткий перечень пережитого в мае и в первых числах июня, чтобы таким образом закончить год[75].

Я уже писал, что май начался для нас грустно: дождь лил, как из ведра: на улицах стояла невообразимая грязь. Пришлось все время сидеть дома.

Город Чженцзятунь расположен в низине на берегу реки Силяохе среди болот. Посему опасались заболеваний.

Мы поместились на китайском постоялом дворе, 7 человек в одной фанзе. В сенях устроили столовую, а в пустом capaе солдаты-печники сложили на скорую руку русскую печь, от которой наш кухарь пришел в восторг и обещал даже испечь булку.

Среди города выбрали фанзу богатого купца, обнесенную большой каменной стеной с башнями, и приспособили ее «на случай», т. е. для обороны. В ней поместился дежурный эскадрон, выставив на башнях часовых.

Вскоре нас посетил тифан-гуан, губернатор города, очень важный и выхоленный китаец. Его приезд сопровождался целой церемонией. Впереди бежал китаец и бил в гонг (таз); за ним гнался другой с флагом, третий с балдахином: далее следовал верховой: и, наконец, катилась фудутунка с самим тифан-гуаном, по сторопам которой шли 8 китайских солдат с длинными алебардами, а сзади ехали еще 2 верховых.

Тифан-гуан получил от нашего генерала выговор за то, что его солдаты принимали участие в сражении против нас заодно с хунхузами. В наказание генерал приказал отобрать оружие у его войска.

На другой день 400 винтовок китайские воины сложили на дворе. Вместо этого они получили палки. А 7 человек, заведомо сражавшихся против нас, хорунжим Гудиевым были казнены.

Несмотря на это, любезности китайцев продолжались (как же иначе?): китайский полковник устроил в честь нас смотр своим войскам (с палками-то!), а тифан-гуан прислал нам обед из… 32 блюд.

Первые дни по приходе в этот город мы не имели ни