Сторож брата. Том 1 - Максим Карлович Кантор
— Испанцы, — сказал Кристоф с досадой, — ни в Первой мировой, ни во Второй мировой не участвовали. И сейчас отсидятся в стороне. Вот только мы и есть Европа.
— Пусть каждый скажет, что такое европейское единство, — предложил Астольф Рамбуйе. — Мы в Брюсселе часто устраиваем такие brainstorms.
— Что такое Европейский Союз? Ни больше ни меньше?
— Европейское единство под угрозой. Допустим, мы — Лига Наций. Пусть каждая нация даст рецепт солидарности, — сказала Жанна.
— Креативная дама, — подал голос Балтимор. — Астольф, вы готовите речи вместе?
— Слишком широкая тема, — сказал Бруно Пировалли. — Надо задать параметры дискуссии.
Ученые вороны натренированы на особый характер бесед. Западное интеллектуальное общество выработало золотое правило: по узкому вопросу востребована широкая дискуссия. Данная комбинация создает иллюзию интенсивного процесса мышления.
— Скажем так, — сказал Рихтер. — Если найдем, в чем счастье одного — попробуем распространить счастье на всех. Начинайте, Кристоф.
Кристоф Гроб задумался.
— Отвечу как Маркс. Счастье — это борьба. Когда борются с капиталом, остальное само придет.
— Теперь Бруно.
— Счастье — это семья, где уважают родителей и дети здоровы.
— Соня?
— Счастье — это совесть! Так сказала бы Клара, она очень принципиальная. А я скажу: мир!
— Жанна?
— Счастье — это страсть. Счастье — это открытие новых миров. Америки, Марса, нефти, алмазов, любви.
— Астольф?
— Счастье — это закон.
— Алистер?
— Счастье — это уверенный покой. — Алистер положил ногу на ногу.
— Важные вещи перечислили, — сказал Рихтер. — Про детей Бруно сказал. Про мир сказала Соня. Кристоф про борьбу. Жанна — про страсть. Уверенность в завтрашнем могуществе — это понятно, Алистер. Закон от Астольфа. Моя очередь. Счастье — это жизнь без вранья.
— Забыли спросить у служителя Господа, — каркнул Кристоф. — Сестра, в чем счастье?
Ждали, что монахиня скажет: в Боге.
Сестра Малгожата сказала:
— В справедливости.
— Вот вам и принципы Объединенной Европы, — подвела итог Жанна.
— Оказалось просто, — сказал Бруно Пировалли.
— Восемь заповедей, — сказала Соня Куркулис. — Двух заповедей не хватает. Давайте еще у официанта спросим! Скажите, вы кто по национальности?
Официант изумленно рассматривал пеструю праздную компанию.
— Боснийский серб.
— Вас случайно не Гаврила зовут?
— У вас принципы есть?
— Как вы себе представляете счастье?
— Когда деньги есть.
— Хоть один человек честно ответил, — сказал англичанин.
Некоторое время компания молчала и слушала, как время сплетается с пространством.
— Ну что, теперь все стало понятно? — рассмеялся Алистер Балтимор. — Чтобы уважать родителей и сделать счастливыми детей, надо, чтобы родители оставили деньги, а вы деньги не промотали, а отдали в рост. Но тогда вы не сможете бороться с капиталом. Однако, если вы не будете бороться с капиталом, то вы должны допустить, что капиталистам часто нужны войны. А следовательно, мечта о вечном мире несбыточна. Отсутствие мира и наличие капитала стимулируют открытия и страсть, но будет ли это справедливая афера, в этом не уверен. И, согласитесь, все вместе это становится одной большой ложью.
— Похоже, у Общей Европы нет выхода, — сказал Рихтер.
— Поэтому Британия оттуда и вышла, — сказал Алистер Балтимор.
— А Украина вошла, — горько сказала польская монахиня.
— Пока еще нет, — сказала Жанна. — И не войдет.
— Нельзя быть такой жестокой, — сказал Бруно Пировалли.
— Разве это Жанна жестокая? Это Россия подлая, — сказала Соня Куркулис.
— А когда Украина войдет в Европу, — спросил Бруно, — она каким образом обеспечит общее счастье? Десятую заповедь добавят?
— Уже имеется, — грубый Гроб сказал. — Ненависть к русским.
— Сегодня, — сказала Соня Куркулис, — происходит формирование украинской нации.
— Подумаешь, радость какая, — сказал грубый Гроб.
— Отто Бауэр, — Бруно Пировалли был профессором политической истории, однако, несмотря на занятость, кое-что читал, — называет нацией группу, связанную общностью судьбы и общностью характера.
— Откуда возьмется всеобщий характер? — сказал грубый Гроб. — Одни украинцы в Монако дернули, там в казино играют, другие окопы роют. А бедняков давно на части разорвало — ноги туда, руки сюда. Нации нет никакой. Двадцать миллионов из страны сдриснуло.
— Уехали женщины и дети, — скорбно сказала Соня Куркулис.
— Кто смог, все уехали, — сказала сестра Малгожата. — Многих не отпустили.
— Нам рассказывают…
— Женщин не выпускают. — Слова недоброй монахини не понравились никому, кроме анархиста. — Мальчишек не отпускают. Только если взятку военкому дашь. Восемь тысяч евро. Если умирать не хочешь.
— Вы говорите неправду! — крикнула Соня.
— Говорю то, о чем знаю.
— А я что говорил! Бауэр, Бауэр… Маркса читай, профессор! Маркс пишет, что в каждом народе есть две нации!
— Уже никакой нации нет, — глухо сказала монахиня. — Нет ни нации, ни народа.
— Ага! Вот вам правда! — каркал Гроб. — И счастья тоже нет! И денег нет!
— Уважаемый Кристоф, — снисходительно сказал уязвленный Бруно Пировалли. — Вы не академик. — «Академиками» выпускники западных университетов называют себя и таких же, как они, обладателей дипломов. Это не значит, что все выпускники университетов соответствуют стандартам Платоновской академии. Это вообще ничего не значит. Но так принято говорить. — Не академик, а лекции читаете. И поэтому, уважаемый, я не склонен принимать ваши соображения…
— Наши аналитики, — сказал брюссельский чиновник Рамбуйе, который также называл себя академиком, — утверждают: происходит становление украинской нации. Что касается русских… — дипломат поджал губы.
— Данная война, — заметил Пировалли, — положила конец не только мнимому братству славян. Но и русской нации как таковой.
— Подведем итог, — сказал Алистер Балтимор. — Единая Европа невозможна.
— В очередной раз попытались, — сказал Рихтер.
— Европа выстоит! — воскликнул Бруно Пировалли и засмеялся.
Итальянское происхождение заставляет вспоминать о Данте и его фантазиях. Не получилось один раз, попробуем второй. Не вышло с Гарибальди, попытаемся с Муссолини. Не вышло с Муссолини, значит, план Маршалла поможет. Идея-то хорошая. Сейчас Европа развалится, а Украина ее сплотит. То-то будет славно.
— Единая Европа невозможна, поскольку общая семья требует общего капитала, а разумная бережливость на такой риск не пойдет, — упрямо повторил перламутровый английский галерист. — Общей Европы не будет, однако Украина туда войдет. Это один из тех английских парадоксов, которые вам, континентальным европейцам, придется принять.
Кристоф Гроб схрумкал соленый огурец, проглотил стаканчик водки.
— Украина войдет куда угодно. Лишь бы щель была. Просочится.
— Мы в Брюсселе, — значительно сказал брюссельский чиновник, — наблюдаем, как стремительно растет самосознание украинского народа. Но не склонны преуменьшать ситуативные риски.
Соня Куркулис просияла.
— Появился свет в конце тоннеля!
Брюссельский чиновник, которого назначили на роль осветительного прибора во мраке, деликатной улыбкой подтвердил, что старается светить как можно ярче.
— На наших глазах рождается нация! — Соня Куркулис сияла светом, отраженным от ровного мерцания брюссельской надежды.
— Происходит что-то еще, — сказал Рихтер. — Происходит война.
Падение яблока помогает понять закон притяжения, а развал семьи помогает понять причину гражданской войны.
— Мне кажется, что становление нации происходит только на гражданской войне.
Простота формулы удивила его самого.
— Это ведь очевидно. Я раньше этого не
