Сторож брата. Том 1 - Максим Карлович Кантор
— Я отдаю в детский сад что могу, — сказала тощая женщина.
— Мне кажется — это просто мое мнение, — что вы могли бы отдать и больше. Этим игрушкам здесь не место. — У миссис Кингсли детей не было, но в целом она понимала вопрос правильно: игрушки требуются детям до пяти-шести лет. Редко до восьми. В дальнейшем держать игрушки в доме нецелесообразно. — Полагаю, вам разумно избавиться от этих игрушек и передать игрушки тем, кто в них действительно нуждается.
— Здесь их семья, — ответила Мария. — Они отсюда не уйдут.
— Я только обращаю ваше внимание на положение дел сегодня, — снисходительно говорила Сюзен Кингсли. — Возможно, моя англо-саксонская логика от вас ускользает. Но, уж коль скоро вы решили здесь жить и моя страна вас приняла, вам надо понять эту логику. Придется, хотя для вас и трудно. Англия — и так происходит уже давно — представляет собой империю добра. Именно поэтому вы и вам подобные тянутся к нам, едут сюда. А империя зла сегодня только одна. Это ваша Россия. Надеюсь, вам это понятно, не правда ли?
Мария молчала. Неспособность (или нежелание?) тощей женщины понять очевидное могла вывести из себя кого угодно, только не терпеливую Сюзен Кингсли. Ровным, успокаивающим тоном она попробовала объяснить еще раз. Следовало пробить стену равнодушия.
— Вы, darling, должны понять очевидное. И вам самой станет легче, когда вы осознаете правду и примете решительные меры. Против чего следует принять меры? Против непонимания и упрямства. Непросто осознать, что правила и законы, усвоенные Британией в течение столетий, вам недоступны. Да, признаю, закону следовать непросто. Учиться следует долго. Смысл нашей государственной системы от вас ускользает, не так ли?
Мария молчала, и Сюзен, сморщив тонкие губы в улыбку, оценила ее упрямство.
Упрямство, в сущности, положительное свойство. Англичанин ценит упрямство в себе и в других. Однако разъяснить истину упрямцу требуется.
— Вашей страной правит преступник. Вы хотя бы это понимаете, не правда ли?
— Какой страной? — спросила Мария. — Британией?
— Но Британия не ваша страна. Вы только временно находитесь в Британии, darling. Ваша родина — Россия. Вы могли бы выступить на заседании нашего клуба и рассказать нам об этом.
— Я не знаю ничего о том, кто и как правит страной. Ни вашей, ни нашей.
— Вот это как раз и поразительно! Вы — не знаете! Нам, британцам, известно, кого мы выбираем! — презрительно сказала Сюзен, которая отлично была осведомлена, почему после Дэвида Кэмерона выбрали Терезу Мэй, после Терезы Мэй выбрали Бориса Джонсона, после Бориса Джонсона выбрали Лиз Трасс, а после Лиз Трасс выбрали Риши Сунака. Логику перемен внутри верхушки партии тори (поскольку никаких выборов, разумеется, в Британии не было) Сюзен понимала превосходно. — Нам известно, кто правит нашей страной, потому что у нас демократия. Однако Россия демократии научиться не смогла. Но вы выбрали для жизни Британию — и вы обязаны выступить перед нами и рассказать за чаем (мы начинаем наши заседания в половине пятого), почему на вашей родине нет честных выборов и почему вам стыдно за Россию. Итак, завтра? Ждем вас.
— Я не смогу прийти, — сказала Мария.
— Отчего же?
— Мне нечего сказать.
— Понимаю. — Сюзен Кингсли глядела одобрительно, поощряя неуверенность иностранки: надобно знать свое место. Но одновременно глядела и строго: понимание приходит к иностранцам медленно, хорошо хотя бы, что они откровенно говорят о своем невежестве. — Понимаю, сначала будет трудно. Вы будете робеть, это естественно. Говорите откровенно о себе, о семье, о своем прошлом. И так вы нам расскажете, почему вам стыдно за Россию.
— Мне не стыдно за Россию.
На этом разговор прекратился. Сюзен Кингсли слишком уважала себя, чтобы оскорбиться. Она восхитилась погодой (дождя сегодня не было), одобрила раннее цветение крокусов. Удаляясь к себе домой, дала понять прямой спиной, что разговор этот забыт не будет.
Честная английская женщина не уважала тех, кто не смог научиться правилам цивилизации. «Бедные люди» России стали презираемы повсеместно. И в самой России их не берегли.
Советники российского президента изобрели выражение «глубинный народ», оно ласкало слух вороватых чиновников мистическим смыслом: пусть, дескать, мы топчем бедных людей, но ведь есть нечто сокровенное в народе, что нам не затоптать — есть особенный русский народ, глубинный, живет он в своих норах, таит в себе духовность, невзирая на лишения — и до него не добраться. Понятие «глубинный народ» оправдывало любые поборы — если вдуматься, так людишек мы давим лишь на поверхности — чуть высунутся, тут мы их и давим; а «глубинного народа» наши проказы не касаются. Если вдуматься, именно глубинному народу и служим.
Глубинный народ был, как говорили, «ресурсом», таким же полезным ископаемым, как руда или алмазы. Содержат ископаемое в блочных трущобах, время от времени выковыривают людишек на свет божий.
Пробил час: теперь надо использовать глубинный символический народ. Так мальчик достает из шкафа коробку с оловянными солдатиками и высыпает на пол — сегодня он будет играть в войну.
Царям не жалко бедных людей, но иногда их гнетет мысль о том, что их, маленьких людей, унизят другие маленькие люди. Царей раздражает наглость маленьких людей, управляющих бывшими колониями. Они боятся, что, сбившись в стаю, маленькие люди затравят их, больших (потому что себе самим маленькие люди кажутся уже огромными).
Однако есть логика исторических процессов, которая выше обид и страхов маленьких людей. По этой логике былые колонии — Грузия, Казахстан, Литва, Эстония, Финляндия — готовились рвать и кусать бывшую империю. И по той же логике главный удар должен был быть нанесен со стороны Украины — это все понимали, и маленький человек, сидящий в Кремле, тоже это понимал.
Считалось, что Украина борется за свою свободу выбора — за ту самую свободу, которая позволяет свободному миру менять Бориса Джонсона на Лиз Трасс, а Лиз Трасс на Риши Сунака. На Украине выбрали президента-актера; из «маленького человека» он стал избранником народа, его называли «Верховный». Энтузиасты, верящие в то, что происходит борьба за свободу, говорили: смотрите, выбранный народом маленький человек не хочет смириться с потерей Крыма. Президент прежде был комическим актером; он никогда не принимал участия ни в единой политической дискуссии.
Комедийного актера наняли для того, чтобы он отменил мирные переговоры. Бедные люди, избравшие актера в президенты, верили, что актер транслирует их общую волю. Возбуждение бедных людей на Украине в первые годы именовали «революцией достоинства», и закончилась «революция достоинства» тем, что маленький человек послал бедных людей на смерть. Бедные люди готовились к войне ради обладания полуостровом, который им недавно подарили, а теперь забрали обратно.
В это же самое время другой маленький человек в Кремле, успевший уже подчинить себе бояр и
