Курортный сезон - Роман Валерьевич Злотников
— Они хорошие, хорошие, — цедил сквозь зубы Сельджуков, сузив глаза.
— Скорее всего это провокация, командир, — сказал Васильев. — Боевики за дело взялись, ждут, думаю, нашу группу захвата.
— Ясное дело, — согласился Сельджуков. — Девчонки наверняка «подсадные», приманка с ханского плеча. А эти, в «коже», вооружены. Видишь, руки в карманах держат. Овечки, мать их…
Солдаты из группы захвата нетерпеливо поглядывали на Васильева. Замполит им ничего пока не стал объяснять, попросил лишь расслабиться: «Вспомним на секунду, что сейчас все-таки курортный сезон, море рядом». Его не поняли, но напряжение на лицах спало.
— Ну что, мы договорились? — вновь закричал парень. — Или…
Он схватил за волосы ближайшую из девчушек, и — площадь огласилась жалобным криком, но в крике этом и Васильев, и Сельджуков отчетливо уловили театральные нотки. Группа захвата опять напряглась, и Васильев уверенно сказал им:
— Это представление, ребятки. Представление, соображаете?
Девчушка продолжала выть, а парень медленно, как при замедленной киносъемке, вынул из-за пояса нож…
«Вдруг я ошибся? — подумал Васильев и ощутил, как холодный пот покатился по щекам. — Да нет. Она орет, но ей ведь не страшно, не так от страха орут».
Боевики в черных кожанках стояли правильным полукругом, все так же не вынимая рук из карманов.
Парень, видно, понял, что его игру раскусили, он вжикнул ножом по воздуху и отпустил девчонку. Но та от совсем легкого толчка — а Васильев замечал все до последних мелочей — неожиданно оступилась, упала на колени.
И тут…
С каким-то остервенелым лицом из основной шеренги вылетел Пушин.
— Гады, — заорал он и понесся на парней.
— Пушин, назад! Пушин! — закричал Сельджуков.
Но тот бежал, подняв палку и размахивая щитом.
Выстрел прозвучал среди полной тишины.
Пушин сделал еще шаг, потом нелепо согнулся и полетел на асфальт, под ноги крепким парням в кожаных куртках.
И тогда без команды рота в одном строю пошла, вбивая ноги в асфальт, опустив щиты, палки, прямо на «Волгу», на парня с обрезом, на все, что там у них есть, и по площади загрохотало эхо. Боевики бросились в машину, потом выскочили из нее, побежали. Горестно, недоуменно закричали люди, стоявшие на площади, а рота шла. И остановилась у Пушина. Сельджуков опустился на колени, осторожно перевернул его на спину.
— Витя, — позвал он.
— Больно… — тихо сказал Пушин и закрыл глаза. — Больно. За что?..
И тут Васильев заплакал.
