Дневник артиллерийского офицера - Борис Геннадьевич Цеханович
Полковника Бурковского я так и не дождался, но скандал вокруг его действий продолжает разрастаться. Возмущён наш командующий генерал-майор Макаров, возмущён начальник штаба группировки тем, что офицер другой группировки приезжает к нам и пытается вмешиваться в работу артиллеристов. Дошло до того, что мне с группировки поступил приказ задержать полковника Бурковского и доставить его в группировку, но было поздно нарушитель спокойствия покинул сферу нашей компетенции и скрылся в 138 бригаде.
… Сегодня ночью, когда заступил на дежурство из Чири-Юрта на протяжение часа слышалась беспорядочная автоматная стрельба. Чего там не поделили чеченцы, было непонятно. На всякий случай мы усилили охранение в сторону селения и были на связи с отрядом рязанского ОМОН, который стоял практически на окраине Чири-Юрта в бывшем детском садике. Положение ОМОНовцев было не завидное: их было человек 75 и находились они между нами и деревней. Не раз в их адрес сыпались угрозы уничтожения от местного населения, хотя они ни в чём не были виноваты и старались ни чем не раздражать деревенских жителей. Виноваты в основном были мы – армейцы. Уже несколько дней на нашей территории нагло действовала шайка мародёров. Эти безбашенные негодяи, ничего не боясь, в основном ночью ходили в деревню, врывались в дома беззащитных местных жителей, грабили их, избивали, издевались и совершали другие гнусные поступки, которые бросали такую тень на нас, что невозможно было открыто смотреть в глаза нормальным чеченцам. Откуда они: то ли из нашего полка, то ли из160 танкового полка, остатки которого ещё стояли около нас – было неизвестно. Но все горели желанием словить этих скотов и по моему до суда дело не дойдёт. Перестреляют прямо на месте, но сейчас из-за них страдали мы.
Каждый день выходили на переговоры администрация Чири-Юрта и просили найти, прекратить мародёрство, навести у себя порядок…
– …Вы же поймите. – Говорили на переговорах старейшины, – мирное население возмущено до предела. В трёх наших селениях в пределах тридцати тысяч беженцев и если даже половина беженцев в гневе кинется на ваш полк – вас же всех уничтожат. И оружие не поможет.
Мы обещали, мы рыли землю рогами, но выловить мародёров пока не могли.
* * *
Утром, как только увидел в штабе особиста, сразу же спросил: – Сан Саныч, ты всё знаешь. Что там за стрельба ночью в Чири-Юрте была? Мародёры что ли обратно засветились там?
Особист, загадочно улыбаясь, сел рядом со мной.
– Борис Геннадьевич, – особист развёл руками, – виновник этой стрельбы – ты. Да, да не удивляйся, именно ты.
– Опаньки, не понял?
– Да, Борис Геннадьевич, не просто виноват, а тебе в довершение всего объявили ещё кровную месть и сейчас они предпринимают все действия чтобы «достать» тебя.
Я развеселился: – Сан Саныч, давай колись. А то убьют и не узнаю за что. Во что хоть я на этот раз вляпался?
– Борис Геннадьевич, ты куда вчера перед совещанием стрелял?
– Ну ты что!? Конечно, не по Чири-Юрту.
– Ну, а всё-таки….?
Я пододвинул карту и взял карандаш: – Да, решил перед совещанием отработать три цели. Вот здесь, здесь и здесь. Ну и открыл туда огонь, по 48 снарядов в каждом огневом налёте. Всё, больше никуда не стрелял.
Сан Саныч взял у меня карандаш и ткнул в цель номер 113: – А сюда, почему ты стрелял?
Я наклонился к карте: – Ну, стрелял сюда. Где-то здесь, рядом с Улус-Кертом по разведданным, располагается лагерь боевиков. И вот здесь, рядом с кладбищем, развилка двух лесных дорог, и её никак не миновать, если идти или ехать из этого лесного массива. Вот туда и назначил огневой налёт. А что туда нельзя было стрелять?
– Да нет, можно было. Но только ты в районе кладбища своим огневым налётом накрыл командующего южным фронтом. Да, Борис Геннадьевич – Резвана Чичигова.
– Вот это да… Что насмерть?
– Да нет. УАЗик его разбит, а Резван тяжело ранен. Два телохранителя убиты. Короче, произошло следующее. Через час как ты написал записку, она была у человека, который является братом полевого командира, правда небольшого отряда. У того, что-то около десяти-пятнадцати боевиков и он подчиняется Чичигову. У братьев налажена связь, как через связников, так и по радиостанции. Но это я уже тебе по секрету рассказываю. Вот он то и отослал твою записку к боевикам. Я и сам не знаю как, но после обеда записка была у Резвана и он сам лично повёз радиостанцию, для передачи тебе, связнику и попал под твой же артобстрел.
Боевики проанализировали ситуацию и решили, что это всё специально было подстроено для того чтобы уничтожить командующего. Собрали группу. Как уж они пробрались через передок, опять не знаю, но уже в три часа ночи они были в Чири-Юрте и начали поиски брата полевого командира. Тому повезло, его вовремя предупредили и он успел скрыться, но ему тоже объявлена кровная месть. Теперь они копают, кто из русских это организовал?
– А, Сан Саныч, так это тебе прятаться надо, а не мне, – я весело хлопнул особиста по плечу.
– Да нет, Борис Геннадьевич, в записке достаточно много деталей приведено и имён и на меня, как на особиста, подозрение не падает. Они считают, что я лишь передаточное звено.
Я внимательно посмотрел на сослуживца: – Ты так уверенно и подробно рассказываешь, как будто сейчас вылез из-за стола переговоров с боевиками. Ну-ка, Сан Саныч, колись, теперь ты колись до конца…
Особист ухмыльнулся: – Борис Геннадьевич, потом…, потом тебе всё расскажу, потом…
После совещания позвонил в штаб артиллерии округа. Генерала Шпанагеля не было, ответил полковник Насонкин, у которого поинтересовался о замене. Мне замену нашли, но Насонкин не знает – уехал тот, или ещё только собирается выехать. Я попросил также ускорить замену на Гутника и Кравченко, а также майора Тругуб и майора Дзигунова, так как им надо поступать в академию. В свою очередь полковник рассказал некоторые новости: Семёнов ходит по дивизии героем и всем рассказывает какой он герой. Хвастается тяжёлой контузией от разрыва мины и тычет всем справку Форма-100.
– Борис Геннадьевич, правда что ли это?
Не стал я рассказывать всей правды, а лишь сказал, что тот поскользнулся и ударился головой о броню – отсюда