Собиратель историй - Иви Вудс
— Надеюсь, родителям ты тоже позвонишь? Потому что они не перестают донимать меня вопросами: «Когда Сара вернется домой, Мэг?», «Что она забыла в Ирландии, Мэг?»…
— Я им позвоню, обещаю. Просто… я тут разбиралась кое с чем. — Сара присела на старое бревно, покрытое мхом.
— И когда ты планируешь вернуться домой?
— Эм… не знаю. Скоро. Может быть.
Она ясно представила, как сестра закатывает глаза, осуждая ее бестолковые решения. И все-таки Сара была полна решимости двигаться вперед только на собственных условиях.
— Не пойми меня неправильно, я сама с удовольствием слетала бы на Изумрудный остров, но сейчас середина января! — воскликнула Меган. — Мне на ум приходят места потеплее, например Барбадос.
Сара улыбнулась. Сестра была права. Бирюзовая вода и теплые песчаные пляжи — далекое, неземное блаженство, но она бы не променяла на них Торнвуд.
— У этих мест есть свое очарование, — заметила она.
Меган немного помолчала, о чем-то догадываясь.
— Дело в парне, так?
— Что? Нет! — рассмеялась Сара и, немного поразмыслив, добавила: — То есть тут кое-кто есть, но…
— Я так и знала! — радостно закричала Меган — она всегда так делала, когда оказывалась права. — Хочу услышать о нем все с самого начала, и смотри ничего не упускай!
Было приятно слышать восторг в голосе сестры. В последнее время у них было не так-то много поводов для радости.
— Меган, ты не поверишь, но я прямо сейчас заметила его.
Оран, одетый в форму офицера охраны природы, шагал ей навстречу, а Макс лавировал между деревьями.
— Что? Где? Как он выглядит? — сыпала вопросами Меган.
— На тропинке прямо передо мной, — почти не разжимая губ, отозвалась Сара, на случай если Оран умеет читать по губам.
— Мне нужно фото, Сара! Ты слышишь? Не вешай трубку… — Голос Меган стих, когда Сара нажала на красную кнопку и спрятала телефон в карман.
— Привет! — поздоровался Оран.
— И тебе привет. — Она поднялась на ноги, чтобы поприветствовать его, смущенная тем, что Оран застал ее прямо во время разговора о нем.
— Как ты?
— Все хорошо. А ты?
— Хорошо, — ответил он, широко улыбаясь.
— Это хорошо.
Оран кивнул, а потом они оба расхохотались.
— Боже, ну что с нами не так? — хмыкнула Сара, пряча лицо в ладонях. Она будто снова была подростком. Взаимное влечение было так велико, что не имело смысла отрицать его, и это создавало неловкость — ведь ни один из них до сих пор не сделал первого шага навстречу. Оба отказывались признаваться себе, что между ними что-то происходит. Если бы восемнадцатилетняя Сара увидела себя сейчас, ей было бы стыдно.
— Работаешь? — спросила она, кивнув на устройство в руках Орана — нечто среднее между GPS и камерой.
— Просто собираю кое-какие данные для проекта по сохранению биоразнообразия. Мы надеемся запустить его в ближайшее время.
Макс встал на задние лапы, ожидая, что Оран бросит палку — и тот послушно сделал это.
— Рад тебя видеть, — сказал он, глядя Саре прямо в глаза, отчего у нее перехватило дыхание.
— И я тебя, — ответила она, улыбаясь, как безумная. Напряжение между ними стало невыносимо приятным.
— Куда направляешься?
— Туда же, куда и ты.
Щеки Сары вспыхнули. Кому нужен Барбадос?!
Оран совершенно неожиданно протянул ей руку, и Сара тут же приняла ее. Бок о бок, в молчании, они начали подниматься на холм. Обоим было довольно легко идти вместе, держась за руки. Это было так естественно, и Саре хотелось, чтобы их прогулка не заканчивалась. Макс умчался в подлесок, неизвестно что углядев там, а они подошли к арке из деревьев, за которой открывался вид на деревню. Они остановились полюбоваться видом.
— Люблю это место, — просто сказала Сара.
— Здесь весьма неплохо, а? — согласился Оран, и их пальцы сплелись.
Его прикосновение было таким теплым и приятным, что хотелось раствориться в нем. Но дело было не только в физическом притяжении. Оран будто светился изнутри, он был таким искренним, что Сара не сомневалась: с ним она может быть самой собой, ей не надо притворяться или пытаться произвести впечатление — как она теперь понимала, это было главной проблемой в ее отношениях с Джеком. Ей вечно казалось, что она недотягивает до его уровня, и потеря Эммы убедила ее в этом еще больше.
Оран повернулся посмотреть на нее, медленно поднес свободную руку к ее лицу и прикоснулся, очертив линию вдоль подбородка.
— Не думал, что когда-нибудь захочу этого снова, — пока не встретил тебя, — сказал он.
Только сейчас Сара смогла признаться себе, что уже долго гадала, какими окажутся прикосновения его губ, его рук, его объятия, как он запустит пальцы в ее волосы. Должна ли она что-то сказать в ответ? Можно ли словами испортить момент или же, наоборот, молчание длится слишком долго и становится неловко?
Его теплые губы коснулись ее губ, и это было немного неожиданно и приятно. Должно быть, все это время он думал о том же. Все ощущалось новым: то, как он обнимал ее, его мягкие губы и их вкус, щетина, царапающая кожу. Но через несколько минут Саре стало казаться, что ничего в жизни она больше не знала. Был только он, Оран.
Наконец поцелуи стихли, и они посмотрели друг на друга, улыбаясь. Неужели это происходит на самом деле?
— Оран, мне нужно кое-что сказать тебе. Нет, не так. Я хочу сказать тебе кое-что.
— Я слушаю. — Он перебирал пряди ее волос и даже не думал отстраняться.
— Я всем говорю, что приехала в Торнвуд, чтобы посмотреть на боярышник, но это неправда. Я приехала, чтобы пережить горе. Я потеряла мою дочь, Эмму, она умерла в утробе.
Впервые Сара говорила обо всем так прямо. Она призналась, и теперь больше не нужно было притворяться и прятаться за туманом слов.
— Боже мой, Сара, мне так жаль! — Оран крепко прижал ее к себе. Он ни о чем не спрашивал — не было необходимости.
— Может, в этих местах в самом деле живет какая-то невидимая магия. — Сара отыскала в кармане салфетку и вытерла нос. — Я нашла дневник Анны… Я не осознавала, но ее мучило чувство вины перед ее сестрой Милли — и эта же вина преследовала меня. Я винила себя в случившемся. Я должна была защитить Эмму, ведь я ее мама… Но Анна помогла мне понять, что чувство вины — не более чем уловка, чтобы избежать горя. Потому что если начнешь оплакивать умерших, то придется признать, что их в самом деле больше нет.
Оран порывисто вздохнул и кивнул:
— Горе — мрачный лабиринт.
— Как ты сказал? Это
