Время умирать. Рязань, год 1237 - Николай Александрович Баранов

Ратьша пожалел, что не взял с собой свой лук: сотня саженей до татар, можно было бы попробовать их достать. Расстояние для прицельного и убойного выстрела вполне его мощному луку по силам. Единственно, татары наготове, стрелу на таком расстоянии заметят и, если чего-то стоят как воины, ее отобьют, а то и просто увернутся. Ратьша бы так точно увернулся. А татары, как он уже понял, воины тоже добрые. Не ушли от выстрелов самострелов? Так стрела из него летит куда быстрее стрелы из простого лука, да и не ожидали, должно, попервоначалу.

Тем временем татары навели порядок среди работников хашара. Мужики вновь взялись за лопаты и заступы, подростки и бабы продолжили разбирать постройки Засеребрянья. Убедившись, что все их подопечные при деле, несколько всадников, вооруженных побогаче других, съехались посовещаться. Один из стражей попробовал достать их самострельной стрелой. Не вышло, далеко, саженей сто пятьдесят. Татары краем глаза продолжали следить за постреливающей башней и, услышав гул спущенной тетивы, успели отъехать чуть в сторону. Стрела опять пропала зря.

Посовещавшись, один из кучки погнал коня вокруг Соколиной горы и вскоре скрылся с глаз.

– Чего-то задумали? – встревоженно спросил Ратислав у Гунчака.

– Пожалуй, – озабоченно покачал головой половец. Потом глянул с боевой площадки вниз на стену, забитую людьми. Сказал: – Знаешь, надо убрать народ со стены. Если татары сейчас начнут стрелять, будет худо.

И правда. Ратьша все время забывал, что луки у татар бьют далеко, а народ на стене стоит плотно. При обстреле все за заборолами не укроются. Он обернулся к стражникам, все еще стоящим возле самострелов.

– Гоните толпу со стены, – приказал. – И скорее.

Поняли те угрозу, нет ли, но приказание начали выполнять сразу, не задумываясь. Да вот только народ их слушать не больно хотел, не насмотрелись еще на то, что за стенами творится. Те, на которых стража давила, подавались назад, но задние упирались, не пуская к лестницам, ведущим со стены. Дело застопорилось. Поднялся недовольный гомон. И тут из-за Соколиной горы показался отряд татар. С сотню человек. Низенькие лошадки неслись вскачь, разбрасывая в стороны комья грязного снега. Снова сами монголы? Судя по лошадкам и одежде, похоже. Эти стрельнут так стрельнут!

– Вниз! – заорал Ратислав так, как орал, отдавая приказы воинам в битве. – Вниз со стены! Стрелами побьют!

Нет. Не вразумил. Да и чего взять со смердов, детворы и женок, в битвах-то не бывали. Да и поотвыкли здесь, в сердце рязанских земель, от набегов степняков, давненько они сюда не захаживали. Дальше приграничья храбрецы и удальцы рязанские их не пускали до недавнего времени.

Слишком близко к краю оврага монголы подъезжать не стали. Переведя коней на рысь, они начали заворачивать их влево, закручивая обычную для конных стрелков карусель в самом широком месте Засеребрянья, там, где в теплое время года жители его выпасали уток, кур и гусей. Там еще имелся небольшой прудик для водоплавающих пернатых. Мелкий, сейчас, наверное, уже промерзший до дна.

Мгновение спустя по людям, столпившимся на стене, ударили стрелы. Летели они не густо, но весьма метко. Залетали ровнехонько в бойницы между заборолами. Ни одна в заборола или в крышу, прикрывающую боевой ход, не угодила.

Закричали раненые, завопили перепуганные бабы и детвора. Народ колыхнулся от наружной стороны стены, уперся в пристенок, прикрывающий внутреннюю сторону боевого хода. Кто-то не удержался, опрокинулся через него, упал внутрь города, кто-то спрыгнул туда сам. Некоторым повезло, угодили в сугробы снега, сметенного со стены. Эти даже не покалечились. Другим повезло меньше, и они в горячке отползали подальше, волоча сломанные конечности. Кому-то совсем не повезло. Эти лежали под стеной неподвижно.

На самой же стене гуляла смерть. Стрелы впивались в бестолково мечущуюся, топчущую упавших толпу. Ратьша, в бессилии скрипя зубами, смотрел на все это. Что-то кричать, приказывать было бесполезно, никто бы все равно его не услышал. Стрелы продолжали сыпаться, собирая обильную жатву. Самые сообразительные начали пробиваться к лестницам, ведущим вниз, другие, поняв, где безопасно, укрылись за заборолами, кто-то кинулся в открытую калитку башни.

Понемногу движение на стене замерло. Спрятавшиеся за заборолами прижались к ним, боясь шевельнуться, упавшие на пол случайно или намеренно, кому не хватило места за заборолами, придвинулись к внешнему пристенку, расположенному меж заборолами, доходящему взрослому мужу до пояса. Мертвые, пробитые стрелами или затоптанные в давке, лежали недвижно. Только раненые корчились в лужах крови.

– Чтоб вас… – выругался Ратьша, сам толком не понимая, кого имеет в виду: бестолковых соплеменников, так глупо подставившихся под стрелы? Татар? А быть может, себя, вовремя не сообразившего согнать со стены зевак?

Он глянул на продолжающих крутить смертоносную карусель степняков, потом на забежавших, спрятавшихся от стрел внутри башни стражников. Рявкнул:

– К самострелам!

Сам тоже не удержался, ухватился за ближний затинный самострел, оказавшийся заряженным, и направил его в сторону гарцующих монголов. Хоть большого опыта стрельбы из этого оружия у него и не имелось, но душа жаждала мести. И он попал.

Самострел дернулся, выпуская стрелу весом в добрых две гривны. Хорошо видное красное оперение устремилось за овраг и скрылось внутри крутящегося колеса конных стрелков. Сначала ничего не произошло. Ратьша уже было подумал, что стрела пропала зря, но вот из плотного строя выкатился один из всадников. Коник его, словно пьяный, встал, пошатываясь, а потом упал на бок, судорожно взрывая копытами снег. Всадник успел соскочить, погрозил зло луком в сторону башни, а потом, неуклюже переваливаясь, но довольно шустро посеменил прочь, огибая продолжающих крутить карусель степняков.

Ударили еще четыре самострела, расположенных на боевой площадке башни. Две стрелы, выпущенные из них, тоже нашли цель. Одна, так же, как и Ратьшина, угодила в коня, вторая вынесла из седла всадника. Ровная до сих пор карусель степняков всколыхнулась, подаваясь подальше от огрызающейся страшными стрелами башни. Но подальше движению карусели мешали еще не разобранные заборы и строения Засеребрянья, потому карусель встала. Монголы рассыпались в лаву, укрываясь за заборами и продолжая обстрел. Но теперь они находились от стены далековато, потому меткость заметно упала. Все больше стрел с глухим стуком втыкались в заборола и крышу.

Почуяв слабину, прячущиеся и боящиеся до сих пор даже пошевельнуться зеваки начали по одному, по двое пробираться к лестницам, ведущим вниз со стены. Мало-помалу