Карл Любезный - Владимир Васильевич Москалев
С Анной осталось всего несколько человек — два пажа и слуга, — и с ними тотчас было покончено. Ее окружали враги, — злобно ухмыляющиеся физиономии отовсюду глядели на нее, — и впереди всех самый главный, самый опасный враг — ее дядя герцог Орлеанский. Но она не струсила, не раскисла, не стала просить у него пощады. Гордая, с высоко поднятой головой, она смело смотрела ему в глаза, выражающие торжество и в то же время горящие жаждой мести. Но недолго она смотрела — отвела взгляд и вопрошающим взором окинула поле битвы. Французы отступили, в войске началась паника, и Анна видела, как сотники, капитаны и маршалы носились по полю, призывая солдат образумиться и вновь построиться в ряды для отражения атак, а вслед за этим и нападения. Пока же воины Алена д’Альбре медленно продвигались вперед, до этого понеся огромные потери от артиллерии обоих флангов. И еще Анна увидела то, чего не видели бретонские командиры, включая сюда и герцога Орлеанского. То была брешь, которая образовалась в рядах бретонцев из-за глупости д’Альбре. Брешь, в которую немедленно надлежало бросить кавалерию, и это должно было послужить началом разгрома врага. Жаль, что она не могла отдать такого приказа; вместо этого она вынуждена стоять и глядеть в пустые, холодные глаза того, кого она когда-то — и сейчас это казалось ей дурным сновидением — безответно любила.
— Итак, дорогая племянница, — злорадно улыбаясь, начал между тем герцог Орлеанский, — вот и пришла пора свести нам с вами старые счеты. Долго я ждал минуты торжества над вами, так ловко и так подло обманувшими меня, но я знал, что мой час придет. И он пришел!
— Ваш час? Что же вы выиграли, пленив меня? — в ответ бесстрашно усмехнулась Анна. — Ужели вы думаете, что Парламент переменит свое решение вопреки воле покойного короля?
— Я заставлю его сделать это, когда захвачу Париж! Ваша партия проиграна, мадам, войско вскоре будет разбито, остальные разбегутся, узнав, что их королева угодила в плен, из которого ее не выпустят, пока она не уплатит выкуп.
— Выкуп? Какой же?
— Власть над королем и государством! Именно этого требую я от вас. Вы публично откажетесь от регентства в мою пользу, в противном случае… вы исчезнете, и о вас забудут так же скоро, как и о вашем отце. Место регента освободится, и его займет тот, кому оно по праву принадлежит — первый принц крови.
— Король не позволит этого.
— У него не останется выбора.
— Церковь предаст вас анафеме.
— Она не посмеет, после того как я сниму с нее налог на «санкцию».
— Но кроме меня есть мой муж, и он напишет в Рим! Вряд ли папе понравится ваше самоуправство.
— Ваш муж столь слабая фигура в моей борьбе, что об этом даже смешно говорить. Если он не будет сегодня убит, то я уберу его со своей дороги так же легко, как убирают упавшую с дерева ветку — одним движением ноги. Что касается Рима, то я уничтожу «санкцию», эту игрушку в моих руках; думаю, после этого папе останется только пожать мне руку.
— Вы негодяй, герцог! Вы не Валуа, а отпрыск кастеляна, слуги вашей матери! Но даже слуги порою обладают чистой и благородной душой. Ваш отец, судя по всему, не отличался этими качествами, во всяком случае, не позаботился передать их сыну.
— Браво, мадам! Жаль, нас не слышит хронист — он увековечил бы ваше блистательное выступление в памяти потомков. А сейчас прошу вас следовать за мной. О, недалеко, не волнуйтесь. Видите эту клетку? Она для вас. Кареты, к сожалению, не нашлось.
— Как! — Волна возмущения захлестнула Анну. — Меня, дочь короля, в эту клетку? Как ведьму! Как преступницу, осужденную на казнь! До какой же степени подлости и бесчеловечности вы дошли!
Герцог не успел ответить. Один из его приближенных подбежал к нему и указал рукой на поле битвы:
— Монсеньор, смотрите! Они открыли брешь, целый коридор, и туда хлынула конница французов! Их все больше, а д’Альбре и де Риё всё медлят! Черт возьми, они никак не могут развернуть свою кавалерию! А разрыв тем временем все шире…
Анна смотрела туда, где кипело сражение. Полки Алена д’Альбре раздвоились: левая часть откатилась к горному хребту, где воины Скейлса, оставшись без маршала, никак не могли понять, кого из трех капитанов им слушать. Теперь вот еще двое, от д’Альбре, кричат что-то на непонятном языке. Начались препирания, раздались возгласы возмущения — сказывался недостаток дисциплины и воинской выучки.
Левее их, у речушки, петляющей меж камней, Пьер де Боже едва не взял в плен маршала де Риё. Но тот улизнул. Принцу Оранскому в этом смысле не повезло. Увидев неразбериху в войске бретонцев, которым командовал Скейлс, он с сотней всадников ринулся туда, но был тотчас окружен копейщиками и рыцарской конницей виконта де Роана. Сотня принца полегла до единого, а сам он был взят Роаном в плен.
Войско смешалось. На помощь регенту тем временем уже спешила, с пиками наперевес, кавалерия де Корда, и бретонцы, дрогнув, кинулись врассыпную. Оставив регенту честь довершить разгром, де Корд устремился к хребту. Там наконец-то пришли к единому мнению, но, увы, поздно. Как лавина с гор, обрушились на бретонцев слева пехота и кавалерия де Корда, спереди — войско Тремуя. Вправо — итальянцы, союзники короля; это они открыли брешь, через которую вошла конница Тремуя и Крюссоля. Последний фланг — правый — был стремительно атакован артиллеристами Бодрикура и частью сил Крюссоля. И он не выдержал: сказывались отсутствие командующего и напористость французов. Что касается графа д’Альбре, то он был уже далеко вместе с де Риё; тот, правда, бежал раньше. И правый фланг дрогнул и рассыпался. Бросая по дороге мешавшее оружие, сбрасывая даже доспехи, воины в страхе стали разбегаться кто куда; иных догоняли и без жалости убивали; совсем немногим удалось уцелеть в большинстве своем благодаря лошадям.
Разгром был полный, но произойдет это позднее, когда Анну впихнут в клетку и телега станет быстро удаляться с пригорка в сопровождении отряда всадников, которым командовал дядя короля. Он уже понял, что битва