Крах дипломатического «Согласия» - Александр Владимирович Быков
– Скажи мне дружище, – спросил он Джордана, – долго ли твой хозяин намерен оставаться в Вологде?
– Это зависит от любезности немцев, – не задумываясь брякнул Филип где-то услышанную фразу.
«Точно, – подумал секретарь посольства, – фраза явно не его. Посол Френсис опрометчиво доверяет этому негру, для нас его длинный язык представляет большой интерес».
Последними среди посольств стран Антанты в Вологду прибыли бельгийцы. Посланник Дэстре так и не смог выбраться из Финляндии. Он пробыл там еще десять полных унижений и опасности дней, чуть не стал жертвой обстрела и, в конце концов, вынужден был вернуться в Россию.
– Все дороги сейчас ведут в Вологду, – приветствовал он на вокзале французского посла.
– Я же говорил Вам, надо было ехать вместе, – довольно усмехнулся Нуланс, он уже освоился в Вологде и мечтал только об одном – получить для посольства здание не хуже, чем у американцев.
– Это лишний раз свидетельствует о вашей прозорливости, – согласился бельгиец.
– Чем планируете заниматься?
– Как и все, делами нашего посольства.
Бельгиец в очередной раз схитрил. Он пробыл в Вологде всего несколько дней, отметился участием в протокольных мероприятиях, обширным и очень важным интервью газете «Вологодский листок», объяснявшим причину неудач дипломатов в Финляндии, и неожиданно для всех покинул город, отправившись на родину самым длинным из возможных путей, через Владивосток.
В это же время из Вологды уехали главы посольств восточных стран. Дипломатическая колония понесла первые потери. Но представители ведущих стран Антанты планировали продолжать здесь свою работу.
После отъезда из Петрограда Френсис переменился до неузнаваемости. В столице первые месяцы после революции он выглядел подавленным, теперь в Вологде вдалеке от всех политических течений, в тихой заводи провинциального городка, где до сих пор работали учреждения, созданные еще при царе и Керенском, он вдруг проявил себя как активный политик, пропагандирующий идеи президента Вильсона. Он первый среди дипломатов Антанты отделил русский народ от большевистской власти.
Именно к нему, к русскому народу Френсис адресовал свои интервью в местных газетах, наделавшие столько шума в столицах и за рубежом. О Вологде заговорили на самом высоком уровне.
Некоторые видные большевики спрашивали, что это за город? Другие отвечали им, что это захолустье, каких мало, туда при царизме ссылали для исправления сотнями неблагонадежных революционеров. Там нет ни крупных заводов, ни рабочего класса, одно мещанство, чиновная братия и бывшие крестьяне – самые несознательные элементы. Мнение отдельных большевиков было основано на личном опыте. После пребывания в этом сонном городишке многие ссыльные, заразившись бациллой обывательщины, свернули с революционного пути. Вологодская жизнь не смогла исправить только самых идейных «товарищей»: Луначарского, Сталина, Богданова и некоторых других. Кто-то ещё в XIX веке назвал Вологду «подстоличной Сибирью».
И вдруг название этого глубоко провинциального места благодаря пребыванию посольств и активности Френсиса стало мелькать на страницах газет и официальных документов. Вологда получила новый статус. В письмах друзьям посол Френсис называл город «Дипломатической столицей России». Об этом же он говорил в речах и писал газетах. Новое название так понравилось вологжанам, истосковавшимся по столичности со времен Ивана Грозного, что стало широко использоваться в общении.
На одном из обедов в ресторане «Золотой якорь» в присутствии местных начальников посол Френсис сказал тост, где предлагал выпить за Вологду, ставшую благодаря приезду посольств «Дипломатической столицей России». Приглашенные вологжане – и большевики, и думцы – в едином порыве закричали: «Ура»!
В Москве схватились за голову. Там первоначально полагали, что в провинции в обстановке изоляции от активной столичной жизни посольства тихо закончат свое политическое существование. Вышло с точностью до наоборот. Именно в Вологде началось противостояние дипломатического корпуса стран Антанты и Советского правительства, которое посредством весьма недальновидного шага выпустило посольства из-под контроля.
Местной власти для соблюдения правил международного гостеприимства тоже приходилось идти на жертвы. 19 апреля по решению президиума Вологодского исполкома для нужд французского посольства было передано здание учительского института. Формулировка о причинах закрытия педагогического ВУЗа была проста и по-революционному категорична: «В связи с тем, что среди студентов учительского института нет ни одного представителя рабочего класса и крестьянства, такого рода учителя Советской власти не нужны».
Нуланс торжествовал, он наконец-то получил долгожданное помещение и может открыть в нем посольский офис. Правда, до переезда пришлось ждать еще месяц. Это время Нуланс прожил в вагоне на Вологодском вокзале, проклиная медлительность местных властей, большевизм и всю Россию.
Временное прибежище дипломатов постепенно превратилось в надежную опорную базу, откуда можно было успешно решать политические вопросы, оставаясь при этом вне зоны влияния центральной большевистской власти.
Это был серьезный дипломатический успех Френсиса. Все это понимали. «Дипломатическая столица» стала головной болью для большевистской власти.
На политические лозунги американского посла нужно было как-то реагировать. В распоряжении большевиков были люди, способные повлиять на вологодских «сидельцев». Несколько безумцев из числа граждан стран Антанты продолжали поддерживать идеи о признании правительства Ленина и установлении с ним фактических отношений. Локкарт, Роббинс и Садуль возглавили эту когорту. У каждого из них свои цели, но все вместе они создали у большевиков иллюзию, что страны Антанты нуждаются в отношениях с Советами. Официальные дипломаты, окопавшиеся в Вологде, мешали этой политике. Их надо было убрать с дороги.
Никогда еще с момента приезда в Россию Френсис не был так неудобен сразу стольким политическим группировкам. Старая дипломатическая система, основанная на безусловном диктате великих европейских держав, рухнула. Ее лидеры поспешили ретироваться с поля боя, в то время как Френсис остался и продолжил выполнять функции посла и старшины дипломатического корпуса.
Он не ждал благодарности от потомков, впоследствии вынужден был оправдываться за свои действия в России перед Конгрессом, получил от знаменитого американского историка обвинения в бездействии и напрасной трате бюджета и лишь спустя семьдесят с лишним лет после смерти, в самом конце двадцатого века, заслуги этого человека потомки признали.
В отличие от Нуланса, Линдлея и других глав дипломатического корпуса, миссуриец, не искушенный в хитростях европейской политики, оставался самим собой, разговаривал в русским народом и находил взаимопонимание. Именно при нем американская дипломатия впервые встала во главе «свободного мира» и обеспечила себе лидерство на столетие вперед.
Историки не знают, был ли у американского посла четкий план действий. Последующие события показали, что его решения были направлены против большевиков, но не против русского народа. Френсис остался верен своим обещаниям, данным еще в начале пребывания в Вологде.
Если бы последующие поколения американских и европейских дипломатов XX века придерживались его позиции относительно России, история ушедшего века могла бы пойти по другому сценарию…
Крах дипломатического «Согласия» дал начало новой эпохе в международных отношениях.
