Молодость может многое - Александр Сергеевич Омельянюк
Но участки их отделов оказались далеко друг от друга. Так что Платону пришлось поменять свой план
— Сегодня вечером надо Веру обязательно о ней расспросить! — скорректировал свой замысел Платон.
Теперь его голова была занята только этой незнакомкой.
После колхоза Платон даже не стал повторять свой прошлый домашний опыт.
И уже в институте Вера сама первой окликнула Платона, с глазу на глаз объявив ему, что он понравился её новой сотруднице Оле Фитовой, которая после школы пришла к ним на работу в качестве чертёжницы, одновременно тоже учась на первом курсе вечернего института.
— «Она, кстати, живёт около стадиона в соседнем доме с Генкой Петровым! Он должен знать её!» — добавила Вера.
— «Спасибо за информацию! Она мне тоже понравилась!».
— «Так заходи к нам в отдел, познакомишься!».
— «А у меня нет прохода в ваш корпус!».
— «Ну, тогда лови нас в столовой!».
— «Хорошо! Что-нибудь придумаю!».
По дороге домой Платон уже думал только об Оле, о том, как с нею встретиться и познакомиться.
Но вечером его мечты были перебиты новостью, что сборная СССР по футболу в товарищеском матче со счётом 3:1 победила сборную Югославии на их поле. Но Кочет знал, что динамовцев Москвы в её составе не было.
Однако его теперь больше, как участника тотализатора, интересовали внутрисоюзные футбольные новости. К этому времени в чемпионате СССР по футболу команды сыграли разное количество игр — от 18 киевляне до 21 московские торпедовцы и динамовцы.
«Спартак» с 33 очками опережал киевлян на четыре очка, но у тех была игра в запасе.
Московское «Торпедо» на третьем месте отставало от киевлян на три очка, а динамовцы Тбилиси и ЦСКА на четыре, имея по сравнению с «Торпедо» соответственно на две и три сыгранные игры меньше.
А уж за ними располагались московские динамовцы с 22 очками.
Так что ни им, ни другим командам, идущим следом, медали уже никак бы не достались. И всем стало ясно, что за золото теперь борются только две команды, а за бронзу ещё две, максимум три.
Единственное, что Платона сейчас хоть немного радовало, так это то, что его «Динамо» пока забило больше всех — 32 гола. Но у «Спартака» был уже 31 забитый гол и две игры в запасе, а у его конкурентов киевлян к этому дню было только 24 гола.
В четверг вечером Платон не учился, занимаясь дома и немного посмотрев по телевизору хоккей, XXIV-ый чемпионат СССР по которому начался ещё 14 сентября. На этот раз в нём участвовали 12 команд, из них 5 московских и 1 подмосковная команда. Но «Динамо» (Москва) стартовало вяло, пока временами занимая место даже ниже середины.
После работы в пятницу по пути от станции «Серп и молот» до трамвайной остановки на улице Прямикова попутчицей Кочета и других не спешащих студентов-вечерников неожиданно оказалась, учившаяся курсом ниже, Зина Мамаева. Но ещё на Тулинской улице сильный ветер заставил красавицу остановиться и заняться своим глазом. И пока вся компания продолжала движение к цели, Платон, как джентльмен, остановился подождать одинокую девушку, когда та манипулировала с зеркальцем, пытаясь пальчиками вынуть соринку из глаза. Закончив операцию, она смешно заморгала большими серо-голубыми глазами, подкрашенными ресницами пытаясь безуспешно избавиться от неприятного ощущения.
— «Плато-он! Посмотри, пожалуйста, у меня, кажется, ресница загнулась?!» — подставила она ему своё красивое лицо.
И Кочет взялся, как ему казалось, аккуратно снять с краски одну из них. Он близко наклонился к красивому лицу девушки и стал всматриваться в ресницы, ища загнувшиеся из них, одновременно ощущая, что возбуждается от близости её манящих губ.
— «А-а! Есть! Сейчас я её!» — потянулся он пальцами правой руки.
И тут же Зина, почувствовав мужскую силу и освобождающую от неудобства безысходность, легонько взвизгнула, прокомментировав:
— «Платон!? Ты что?! Медведь ты эдакий! Ты мне чуть всё веко не оторвал!? Я себя чуть голой не почувствовала!?» — выдала она втайне желаемое.
От таких слов Кочет ещё больше возбудился, и хотел было впиться в её изящные красные уста, но сразу тормознул.
Ведь её жених, уходя на три года служить на флот, наказывал своему другу Гене Петрову следить за девушкой, чтобы она до свадьбы осталась девственницей. И Геннадий следил, сразу об этом сказав Платону, на которого сексапильная красотка Зина уже явно положила глаз. Та даже как-то напросилась к Кочету домой за заинтересовавшей её пластинкой. И Платону, находившемуся с ней наедине, было очень трудно сдержать себя и не завалить её тут же в кровать, хотя та даже немного провоцировала его.
А чтобы держать Кочета на крючке и ждать удобного момента, Зина очень долго не возвращала ему пластинку, в итоге заиграв её, когда ей стало ясно, что Кочет клюёт зёрна в других местах.
— «Платон, ты, конечно, меня извини! Но я твою пластинку разбила! Вернее не я сама, а мои домашние!» — неуклюже оправдывалась она, безобидно хлопая длинными накрашенными ресницами своих больших серо-голубых глаз.
И Платон тогда ещё в сердцах плюнул на неё, выбросив из сердца, как возможную любовницу.
А на обратном пути из института к Платону опять пристала с разговорами их частая попутчица — тоже студентка-вечерница МВТУ из Реутова, но из группы «Радиоэлектроника» П9-31 — простенькая, даже блеклая, рыжеватая блондинка Наташа Ромашова. Ещё весной, до этого безмолвная, она стала теперь, осенью, просто клеиться к Платону, уже смущая его, особенно под лукавым и понимающим взглядом их старосты Марины Евстафьевой, бывшей их попутчицей только в трамвае.
Наташа оказалась девушкой общительной и весёлой, благодарной слушательницей и интересной собеседницей, понимающей и принимающей юмор и шутки Кочета, что поначалу вызвало у него интерес и симпатию к ней. А за её простоту в общении и обаяние Платон даже про себя её сначала прозвал «Ромашка-очаровашка».
Однако в это же время Кочет положил глаз на рослую, широкоплечую симпатичную блондинку, высмотренную им на факультативных лекциях по Научному коммунизму. Наташу же он уважал, как человека, но как к женщине уже относился к ней даже с какой-то некоторой органической внутренней антипатией. Она ему казалась уж слишком натуральной, что ещё было не страшно, и она совершенно не пользовалась косметикой, хотя её и так блеклое лицо от этого выглядело незаметным. Но больше всего Кочета раздражал, ставящий крест на каких-либо, даже товарищеских их контактах и отношениях, запах её немытого тела и женского пота, часто ещё весной исходившие от неё. Потому он за глаза
