Русская миссия Антонио Поссевино - Михаил Юрьевич Федоров
Потайной же карман внутри рукава своего армяка брат Гийом пришил на одной из ночных стоянок. Верный стилет, выкованный много лет назад именно для тайного ношения, обнаружить в этом кармане постороннему человеку будет не так-то просто.
— Послушай меня, Ласло, — сказал брат Гийом, когда они отошли от города на версту и вокруг не было никого, кто мог бы услышать их беседу, — ты помнишь разговор простых московитов на торгу, когда мы покупали одежду?
— Конечно, брат Гийом.
— Хороший лазутчик должен уметь добывать сведения даже из таких вот пустых разговоров. Хотя посчитать их пустыми может только совершенно несведущий в нашем ремесле человек.
Ласло задумался. Некоторое время они шли молча, потом юный венгр сказал:
— Я теряюсь в догадках, брат Гийом. Подозреваю, что тебя заинтересовал их разговор о том, кого считать басурманином, а кого — нет. Но я не понимаю, какие сведения из этого можно извлечь.
Брат Гийом благосклонно кивнул:
— Ты верно заметил, Ласло. Действительно, меня заинтересовало именно это. А сведения, которые можно извлечь из разговора простых московитов, такие. Даже люди низкого сословия делят мир на православных и всех остальных, при этом считая всех остальных враждебными себе. Только одни из тех, кто враждебен, воюют с московитами, а другие только собираются воевать. Они считают себя выше всех остальных, и стать вровень можно, только приняв православие. А сейчас давай-ка вспомни, чему тебя учили в нашей школе до того, как ты приехал в Равенну. Каким народам было присуще такое же отношение ко всем, кто отличался от них?
Ласло снова задумался, на этот раз молчание затянулось.
— Наверное, — неуверенно произнёс он, — у эллинов было так, да ещё люди в Древнем Риме ставили себя выше других. Варвары — да, так они называли всех чужих, не различая языков, стран и земель.
— Умница! — просиял брат Гийом. — А русские всех чужих называют басурманами, также считая себя выше остальных. И теперь самое главное: скажи, как эта особенность московитов может повлиять на миссию, ради которой легат Святого престола Антонио Поссевино пришёл в страну схизматиков?
— Теперь я понял, — ответил Ласло, — поскольку все русские, даже самого низкого происхождения, считают себя выше любых других народов, кто не исповедует их религии, значит, миссия, ради которой сюда приехал отец Антонио и ради которой здесь оказались мы, обречена на провал. Для них принятие чужой веры будет таким самоунижением, какого они вынести не смогут. Поэтому любая уния невозможна.
— Верно, верно, Ласло. И это не только простолюдины, но и люди знатные. Они даже скорее, чем простолюдины, потому что благородная кровь побуждает человека поступать благородно, пусть даже если их представления о сути благородства отличаются от наших.
— Брат Гийом, а зачем тогда всё это? — недоумевающе посмотрел на коадъютора юный венгр. — Зачем идти к ним? И почему ты, хотя хорошо знаешь этот народ, не объяснил папе, что всё это бесполезно?
Коадъютор вздохнул:
— Я не был здесь девять лет. За прошедшее время русские испытали немало невзгод, их страна разорена многолетней войной. Победоносное войско Стефана Батория сильно сбило спесь с надменных московитов, и их держава на грани разорения и распада. С севера им угрожают шведы, армия которых — одна из сильнейших в Европе. Я надеялся, что сейчас давнишняя мечта Святого престола об объединении католичества и православия близка как никогда. Другие православные народы в сравнении с русскими слишком незначительны, чтобы принимать их в расчёт.
Он вздохнул и замолчал. Ласло тоже шёл молча, боясь потревожить коадъютора.
— Но даже сейчас, — словно очнувшись, продолжил брат Гийом, — они не мыслят о том, чтобы стать одними из нас. Они словно отвердели в своём заблуждении, как отвердевает застывающее железо. И я не знаю, что надо сделать, чтобы убедить или заставить их принять унию. С железными людьми очень сложно бороться.
Ласло посмотрел на него широко раскрытыми карими глазами:
— Так что же, брат Гийом, нам не следует никуда идти? Зачем, если всё напрасно?
Коадъютор улыбнулся: как же всё-таки наивен в их непростом деле юный венгр. Если бросать дело, даже не попытавшись его выполнить, тогда точно ничего не получится.
— Не торопись делать выводы, Ласло, — ласково сказал он, — для того и создан орден иезуитов, чтобы, превозмогая невозможное, делать его возможным. Для торжества истинной веры годится всё. Пуля, нож, шпага, обман. Мы работаем во славу Господа нашего большей частью тайно.
И у нас везде есть люди, которые помогают Святому престолу. К одному из таких людей мы сейчас и идём.
— В Новгород? — спросил Ласло.
— Нет, дальше. В Новгороде мы лишь остановимся на короткое время.
— А куда?
— Не спеши с расспросами. Ты обо всём узнаешь в своё время. Вот тебе, кстати, правило: говори людям только то, что они должны знать в этот момент. А главное задание пусть лежит только в твоей голове. Так вернее, и никто не узнает, что же тебе поручено.
Ласло сразу стал мрачным:
— Я думал, что после всего, что было, ты, брат Гийом, можешь мне доверять.
Коадъютор ласково посмотрел на него:
— Если бы я тебе не доверял, то не начал бы этот разговор. Но не забывай, что ты не проучился в новициате и полугода. Считай наше путешествие и продолжением обучения, и экзаменом одновременно. Ты ещё многого не знаешь и не умеешь. Даже о том, как устранять неугодных людей, ты знаешь далеко не всё.
— Я метко стреляю из пистолета и мушкета, — гордо сказал Ласло, — а как я владею ножом, ты и сам видел, брат Гийом.
— Верно, видел, — согласился тот, — но есть ещё один способ устранения неугодных, с которым ты совершенно не знаком.
— Для этого способа у тебя в суме всякие травки и прочие снадобья? — догадался Ласло.
— Да. В наш просвещённый век отравление стало высоким искусством. Это раньше травили простыми ядами, от которых человек тут же падал замертво. Сейчас смерть может быть отсрочена на несколько часов, дней и недель.
Или даже месяцев, если это будет угодно отравителю. Есть яды, которые надо съесть или выпить, есть такие, которые надо втереть в рану. Умирают от вдыхания ядовитого пара или просто от прикосновения. В прошлое