Ольвия - Валентин Лукич Чемерис
Аркан!..
Ольвия рванулась в сторону, но поздно. Волосяная петля туго обвила горло и начала ее душить. Из-за ивы выскочил маленький скиф и, натягивая аркан, бежал к ней вприпрыжку, крича:
— Обманули!.. Обдурили и поймали пташку!.. Ха-ха-ха! Ох-ха-ха, какая красивая пташка!
Он потянул веревку так, что Ольвия упала и захрипела, и, пока она силилась ослабить аркан на шее, он подбежал к ней и ловко обмотал ее несколькими витками веревки. А затем сел рядом и с улыбкой разглядывал то, что только что поймал.
— А здорово я тебя подманил, правда? — смеялся он, сверкая зубами. — Ты бы и так от меня не ушла, но пришлось бы побегать за тобой по такой жаре. А так — сама подошла.
Он присмотрелся к ней повнимательнее и свистнул:
— Фью-уть!.. Да ты не сколотка, хоть и одета по-нашему. Кто ты? Откуда ты взялась в наших краях, а? Здесь такие, как ты, не водятся. По Великой реке приплыла, что ли?
Ольвия злилась на себя, что так глупо пошла к нему, когда он манил ее пальцем, и молчала, поглядывая на веселого, находчивого скифа. Был он низкорослый, рыжий, огненный даже, с лицом, усыпанным веснушками словно девушка весной, с реденькой рыжей бородкой, что забавно курчавилась, и всего с одним ухом. Вместо другого виднелись какие-то обрывки. Но судя по голым локтям, торчавшим из его рваной куртки, и по отсутствию башлыка, она поняла, что он из бедняков. Возможно, пастух. Вот только весел не в меру, подмигивает, скалит зубы, хохочет…
— Ты всегда такой… веселый или только когда женщин ловишь? — спросила она со странным для самой себя спокойствием.
— Всегда, всегда, — веснушчатое, рябое его лицо так и расплылось в улыбке. — У меня нет ничего, кроме этого аркана, вот потому я и веселый такой. А женщин я ловлю редко, тебя первой поймал. Но я очень рад, что тебя поймал.
— А я — нет. Сейчас же отпусти меня!
— Как это — отпусти? — Рыжий (так его мысленно окрестила Ольвия) даже вскочил на ноги от удивления, и его веснушчатое лицо потемнело. — Я тебя поймал, потому что ты ничья и бродила в наших краях. И потому ты моя. И ребенок твой тоже моим будет. А ты — отпусти. Ха! Нашла дурака! Я отпущу, тебя другой поймает, потому что ничьи женщины всем нравятся.
— Я не ничья, — обиженно отрезала Ольвия.
— У меня жены нет, так что будешь мне женой! — весело воскликнул он. — Я давно мечтал завести жену, но не за что было ее купить. А ты — ничья, я тебя поймал, поэтому ты моя и будешь моей женой.
— Но у меня есть муж.
— Ха!.. Второй не помешает.
— Рыжий, да страшный, да в веснушках, да еще и без уха, — отрезала Ольвия. — Не пойду я за такого!
Но рыжий не обиделся.
— Муж женщине нужен не ради уха, — скалил он зубы. — А ухо… ухо мне хозяйский жеребец отгрыз. Ох и лютый же он! Мы его так и зовем: Лютый!
— И много у твоего хозяина жеребцов? — зачем-то поинтересовалась Ольвия.
— Один, — ответил он, — и три молодых жеребенка. Но кобыл у него целых семь. Богатый он.
— Не видел ты еще богатых скифов!
— Эге, я слышал, что богатые живут там, внизу, — махнул он рукой на юг. — У них будто бы столько табунов, что и степи не видно. А у саев, царских скифов, еще больше табуны. Наш хозяин им дань возит каждое лето, так что видел их табуны.
— Ну, поболтали, и хватит, — сказала Ольвия. — Я пошла.
— Куда? — удивился он, и Ольвия увидела, что глаза у него голубые.
— Своей дорогой, — ответила она.
— Тю-тю-тю! Ты ничья, я тебя поймал, а она — пойду! Ха! Ты пойдешь туда, куда я захочу. Иди в наш лагерь, красивая чужестранка, одетая по-скифски. И не вздумай бежать, потому что я пастух, бегаю быстро. Да и аркан у меня в руках, мигом накину на шею. Не таких кобылиц укрощал, а с тобой уж как-нибудь справлюсь.
Ольвия шла по лугу и думала, как ей отнестись к случившемуся. И что это — рабство? Или рыжий пастух шутит? Ведь у него такие добрые голубые глаза и такое смешное веснушчатое лицо… Разве этот бедняк способен на зло?
А рыжий пастух шел позади нее и сам с собой вслух рассуждал:
— Я — Спаниф, бедный скиф, у меня нет даже башлыка на голове. И наконечники моих стрел — каменные. И жены у меня нет, потому что кто из сколоток пойдет за пастуха, который не обзавелся ни кибиткой, ни юртой, ни табуном?.. А чужестранка пойдет за меня, потому что она ничья, и я ее поймал. И потому она моя. И красивая какая, ни у кого, даже у богатых хозяев, нет таких красивых жен.
— А меня, рыжий скиф, да еще и одноухий, ты спросил, хочу я быть твоей женой или нет? — не оборачиваясь, спросила Ольвия. — За такого неказистого я замуж идти не собираюсь!
— Неказистый, зато веселый! И тебе со мной будет весело.
— Вот уж насмеюсь.
— Смейся, а мне все равно, в лагере Гануса все будут завидовать. «Ах, — воскликнут женщины, — у Спанифа нет ни кибитки, ни юрты, ни коня, а какую жену себе раздобыл! Ай, Спаниф, — скажут, — как ему повезло! Даже у хозяина, богатого Гануса, нет такой красавицы, а у бедного Спанифа есть!»
Он говорил и говорил сам с собой, но Ольвия больше его не слушала, а шла и думала: что ей делать и как отделаться от этого чересчур веселого рыжего скифа?
Но стоило им миновать выгон и показаться из-за старых ив, как навстречу выбежали собаки и подняли лай. Спаниф, щелкая кнутом, отогнал псов. Под горой стояло с десяток убогих юрт, кое-как прикрытых кусками войлока, а некоторые и вовсе светили ребрами каркаса. Чуть в стороне, на возвышении, стоял немалый шатер, возле которого на солнце сушились цветастые ковры, а за шатром виднелась повозка. У юрт бегали дети, хлопотали женщины, но, едва залаяли собаки, женщины выпрямились, приложили ладони
