Дело всей России - Михаил Харлампиевич Кочнев
10
На высоком живописном берегу полноводного Северского Донца привольно раскинулась утонувшая в тени садов слобода Белогорье.
Вековые клены и липы обступили белокаменный, с колоннами дом острогожского дворянина-домоседа Михаила Тевяшова. Вот уже много лет не выезжал Тевяшов не только в Петербург, но и в Воронеж. Жизнь в деревне не тяготила отставного, екатерининских времен, майора. В нескончаемых заботах по хозяйству проходили дни его. Одно только тревожило дружную чету Тевяшовых: подрастали две дочки, надо было подумать об их будущем. Наступала пора вывозить дочерей в свет, подбирать приличную партию.
Перед белым домом с колоннами зеленела просторная лужайка, с двух сторон охваченная старинным садом, на ней пламенели клумбы с розами, маками, георгинами. Пространство под старым могучим дубом, что взметнул свою темно-зеленую голову выше дворянского особняка, дети облюбовали для своих игр. Здесь сестры Тевяшовы нередко вместе с дворовыми подружками играли, пели песни, водили хороводы.
Сегодня игрища начались сразу после завтрака. Цепочка девочек, взявшись за руки, с песней приближалась к другой такой же цепочке, что стояла спокойно шагах в десяти напротив:
— Бояре, а мы к вам пришли!
Молодые, а мы к вам пришли!
Первая цепочка, держась за руки, отступала, вторая, так же взявшись за руки, сопровождала ее отступление песней:
— Бояре, вы зачем пришли?
Молодые, вы зачем пришли?
Вторая цепочка отступала, а первая снова наступала и песней отвечала первой:
— Бояре, мы невесту выбирать,
Молодые, мы невесту выбирать!
И так цепочки поющих то сходились, то расходились.
— Бояре, а какая вам мила?
Молодые, а какая вам мила?
«Бояре — женихи и сваты» чаще всего перетягивали на свою сторону Наташу Тевяшову, чем явно были недовольны ее младшая сестра Настя и подруга Верочка. Верочка даже хлестала хворостиной дворовых и крестьянских девчонок и мальчишек за то, что привязались сватать все одну и ту же невесту.
На балкон, с которого хорошо обозревалась солнечная лужайка, вышли отставной майор Тевяшов с супругой. На нем был домашний байковый халат, на голове чепец, на ногах шлепанцы.
— Родионовна, не возвращал сосед «Московские ведомости»? — крикнул няне с балкона Тевяшов.
— Не возвращал, батюшка Михайла Андреевич, не возвращал...
— Уж больше месяца, как увез! Не послать ли к нему человека? Где Артем?
— Чаю, батюшка, в бурмистерской. Где ж ему быть? Там от солнышка прячется. Только, батюшка, что зря гонять такую даль? «Ведомости», может статься, как тот раз, у Бедряги взял Хрящов, у Хрящова — Проскуров, у Проскурова — Синегубов, вот и гоняйся по всему Острогожскому уезду за «Ведомостями», — независимо рассуждала Родионовна, с малолетства прислуживавшая Тевяшовым.
— А ты покличь все же Артема!
— Сейчас, батюшка, сейчас покличу.
Родионовна по тропинке через сад пошла за Артемом. А на лужайке продолжалось звонкое «боярское» сватовство.
— Что же мы с тобой, супруг мой любезный, Михайла Андреевич, никуда не ездим, нигде не бываем? — озабоченно заговорила майорша Тевяшова. — Наташа с Настей растут, как трава-мурава. И никакого мы им настоящего дворянского образования не даем. Отец — помещик, отставной майор, больше двадцати лет царице Екатерине верой-правдой служил, а дочки наши с крестьянскими и дворовыми детьми хоровод водят.
— Все это верно, Матрена Михайловна, да с кем водиться в Острогожске? С Бедрягами знаемся... А еще с кем прикажешь? То-то и оно... А до Воронежа не близко — не наездишься, — ответил Тевяшов лениво — видно, такой разговор затевался супругой не впервые.
— Только и занимаемся вареньями да соленьями да богу молимся, а образованием дочерей и не озаботимся, — тужила Матрена Михайловна. — Растут они у нас точно две дикие вербочки на берегу Донца.
— Сам понимаю, Михайловна, пора озаботиться дочерним воспитанием, — покладисто согласился отставной майор. — Вот, бог даст, на зиму из Петербурга через Бедряг выпишу учителя-француза и гувернантку-француженку. Только боюсь, не поедут в такую глушь. Засиделись мы с тобой в Белогорье. Редко выезжаем, то правда твоя. Да уж наши и годы не те. С моим здоровьем ныне не до менуэтов.
— День мой — час мой, а неделя — и весь век, — в тон супругу проговорила Матрена Михайловна.
— А ведь, бывало, как затрубит серебряный рог, как ударят барабаны — все во мне так и закипит. Умел на парадах и смотрах гарцевать майор Тевяшов, умел и в сражение своих солдат водить.
И словно в ответ на слова отставного воина где-то за садом запел воинский рожок, послышался дробный бой барабана. Тевяшов, услышав эти знакомые его сердцу волнующие звуки, удивленно взглянул на супругу и не сдержал улыбки: вот, дескать, матушка, на ловца и зверь бежит...
Веселье на лужайке приостановилось. Сестры Тевяшовы и Верочка, взявшись за руки, первыми побежали к ограде навстречу приближающимся откуда-то издалека звукам трубы и барабана.
Через сад к барскому дому спешил управитель Артем — бородатый, кряжистый казак из здешних старожилов. Остановившись под балконом и сдернув с головы соломенную шляпу, доложил барину:
— Из Мценска идут к нам на Донец шесть взводов конной артиллерии. И все с отличиями! Вокруг Белогорья надлежит батарее быть на размещении.
Тевяшов был человек гостеприимный и хлебосольный и потому радостно встретил такую весть:
— Просим милости! Чаю, офицеры все столичные. С ними и нам будет повадней!
— Вчера запоздно был квартирьер, просил согласия поставить дивизион на размещение среди здешних крестьян и слободских обывателей, — докладывал службистый Артем.
— Кто армии в чем-либо откажет, тот самый последний на свете человек! — объявил с балкона отставной майор. — Размещай без всяких препятствий! С приветом и радушием.
Тевяшов оживился, крикнул с балкона через открытую дверь во внутренние комнаты:
— Дворецкого! Ключника! Экономку! Портного! Обоих поваров и всех поварят!.. — Он поглядел на опустевшую лужайку. — Девочки!! Куда они подевались?
Супруги
