Молодость может многое - Александр Сергеевич Омельянюк
Так что земная Венера не проняла Бориса Григорьевича. Ранее получив отказ от Алевтины Сергеевны, он потом отказал двум её подругам.
Зато 16 мая другая Венера — советская автоматическая межпланетная станция «Венера-5» — достигла своей цели на поверхности этой планеты, передав на Землю важную информацию о её поверхности.
В тоже время США 18 мая запустили к Луне космический корабль «Аполлон-10» с тремя астронавтами на борту с целью генеральной репетиции высадки на неё.
И Платона очень угнетало это неожиданно проявившееся отставание нашей страны от американцев в освоении космоса, как и угнетало всё ещё существовавшее отставание его московского «Динамо» в чемпионате СССР по футболу.
В этот день завершился первый круг предварительного (отборочного) этапа первенства. И его ожившее «Динамо» уже поднялось с последнего десятого места, имея 8 очков и деля 6–8 места с «Уралмашем» (Свердловск) и «Черноморцем» (Одесса), всего на 2 очка опережая «Зарю» (Луганск). Но что радовало Кочета и вселяло надежду, так это нулевые ничьи с лидерами киевлянами и московскими армейцами.
Поэтому Платону пришлось пока довольствоваться лишь домашними радостями. Особенно, когда 22 мая Насте Олыпиной (Кочет) отметили девятнадцатилетие со дня рождения.
Перед ним Настя вспомнила свой день рождения десятилетней давности — последний в Москве в 1959 году, когда к ней в гости на праздничное чаепитие пришли одноклассницы Таня Тихонова и Наташа Ермакова, а также её двоюродная младшая сестра Лена Фаломеева, вздыхавшая по Платону. Они подарили подруге свои самодельные подарки и книгу. А мама испекла большой праздничный пирог с яблоками.
Теперь же мама опять испекла очень любимый в семье большой праздничный пирог с лимонной начинкой.
На этот раз, на Настин день рождения пригласили новую соседку Таню Кошелеву. Внешне она была девушкой средней во всех отношениях и на лицо и на фигуру, потому мало интересной, однако сексуально привлекательной простушкой. Но Платон давно усвоил опыт мужчин их цеха, советовавших ему не гулять «и не оставлять следы» там, где живёшь, учишься и работаешь, тем более не иметь дело с соседкой. А Платона и так Таня не интересовала, и он поддерживал с нею лишь дружеские соседские отношения. И она считала его хоть и заманчивой, но не достижимой перспективой для себя.
Зато Платона по-прежнему всё ещё интересовала Варя Гаврилова, и он продолжал надеяться на женитьбу на ней после окончания института и службы в армии.
Возможно, именно существование её и их совместного сына Славика подспудно раньше не пускало Кочета на тесный контакт с Таней Линёвой и другими девушками. Как говаривал ему его отец: «И хочется и колется, и мама не велит!». С другой стороны, Платон чувствовал, что остыл к Варе, и уже не может себе врать, что любит её, как раньше. Лишь вбитое в его ещё детское сознание понятие достоинства, чести и долга заставляли его делать вид, что всё у них хорошо, он верен ей и что они также любят друг друга.
— Так это будет уже конец семьдесят четвёртого, если я по учёбе не дай бог не отстану!? А сможем ли мы дотерпеть до этого, остаться верными друг другу? Отец, вон, очень сомневается в этом, и считает, что это вовсе и не нужно! А я наверно не смогу, раз периодически влюбляюсь в других девушек? Да и Варя может тоже? Вон, как редко мы встречаемся, даже летом?! А я, видимо, постепенно становлюсь для многих завидным женихом?! Вон как соседи Гаврилины со своей Галей переменились ко мне?! — размышлял Платон по пути в гости к Гавриловым одним из свободных майских вечеров.
Но все, как всегда, встретили его весьма приветливо. Даже Клава и Ксюха доверительно щебетали ему о своих школьных и прочих успехах.
— «А я опять поеду в пионерлагерь!» — гордо сообщила младшая из сестёр.
И Варя рассказала Платону, как в 1966 году ещё перед школой Ксюху по блату устроили в самый младший отряд пионерлагеря, в котором была и Клава. И там её рисунок их корпуса неожиданно занял первое место. Конкурсную комиссию поразила, прежде всего, наблюдательность девочки, изобразившей даже мелкие характерные детали постройки. По природе твёрдая с детства рука младшей дочери Гавриловых, ещё и натренированная соперничеством со старшими сёстрами, и без линейки проводила удивительно ровные прямые линии. Её рисунок даже не смогла испортить старшая подружка, криво подрисовавшая в него громоотвод, по форме напоминавший Шаболовскую телебашню в миниатюре.
Погуляв с Варей и сыном вокруг высотки и по набережной по вечерней майской Москве, Платон, хоть и с лёгкой грустью, но с чувством удовлетворения и выполненного долга отбыл домой. Ему теперь предстояло готовиться в весенней экзаменационной сессии.
В электричке по пути домой он анализировал свою жизнь, её неожиданные повороты и по разным причинам упущенные возможности.
Он вспомнил, как по прошествии первых трудных двух лет вечерней учёбы и работы в цехе мать говорила ему:
— «Сынок! Если тебе будет трудно и не понравится на заводе, то я смогу тебя легко устроить к себе на работу на сто двадцать рублей!».
А он тогда отвечал ей:
— «Мам! Тебе надо было это мне предложить сразу после моего поступления в Плехановский! А теперь-то что? Я уже втянулся и приспособился. И работа теперь у меня не с грязными руками, есть время почитать и позаниматься!».
— Действительно! Если бы мама меня тогда устроила к себе на работу, то, во-первых, это было бы уже по специальности; во-вторых, с большой зарплатой; в-третьих, у меня была бы возможность на работе читать и заниматься! — стал загибать он пальцы.
— Да и институт был практически рядом!? Это в четвёртых. А в-пятых, это ещё и польза от связей родителей в этой системе, опять же!? И в-шестых, это ещё и возможность быстрого карьерного роста в женском коллективе!? — теперь-то бессмысленно несколько досадовал Платон.
Он даже на следующий день на вечерней прогулке по Реутову поделился этим с Геной Петровым, тут же посмаковавшим упущенные Кочетом возможности поработать в малиннике. Петров любил слушать рассказы Платона не только о его, зачастую придуманных и приукрашенных отношениях с девушками, но и
