Соль Вычегодская. Строгановы - Татьяна Александровна Богданович
– Стакнулись! – крикнул он. – Погодь, и с тобой… – Он пнул еще раз сапогом Данилу и потащил Анну в опочивальню. Там он швырнул ее на лавку и стал перед ней, тяжело переводя дух.
– Все ты, супротивница, – сказал он. Чуть их дому – по-своему все!
– Да сказывал же тебе Данила, не приказывала я. Сам его на промысле оставил.
– За мальчишку хоронишься?! – крикнул Иван.
– Не хоронюсь я, – сказала Анна. – Истину сказываю. Ну, и бей, не боюсь я. С бабой воевать, не с самоядью!
Иван ахнул и сел на скамью.
– Змея, – сказал он тихо. – Куда больней – норовит ужалить.
Потом вдруг он вскочил и закричал:
– Отколь проведала? Сказывай! Неужли впрямь с Лободой снюхалась? Матушка-то.
– Полно, Ваня, – перебила его Анна. – Вовсе несуразное молвишь. Сам с казаком кричал в той горнице, а я тут лежала, ну и слыхала.
– Раззвонила, поди, всем, пустобреха? Данила с того и расходился. Не чаял, знать, что ворочусь.
Анна отвернулась и молчала. Иван дернул ее за руку.
Ну! – сказал он. – Чего молчишь? Сказывай – набрехала парню? Гадала, – може, убьют там. Поди, радовалась?
Анна все молчала. Только плечи у нее стали вздрагивать. Наконец она упала головой на стол и зарыдала, приговаривая:
– Словечка не промолвила… Никому-то… Ночи не спала. Грех тебе… Не молвишь, где и был.
Иван молча смотрел на Анну. Потом сел на лавку и заговорил, точно и не кидался перед тем на нее:
– Трусы та самоядь… Как ни завидят казаков – бежать. Шли, шли, не даются, собаки. И оленей угоняют. Надо б до самого моря полночного их гнать, там бы, небось, податься некуда, – либо воевать, либо покориться, а казаки уперлись, и Лободу не слухают. Убил он, было, одного, так мало не разорвали нас. Не идут дале. Не было-де ряды зимовать, с голоду-де подохнем. Лошади пали, – гиблый край: мох да болота. Лобода молвил – степь-де там. Какая степь! И травы-то доброй нет. Проклятый край… Да погодь. Дай срок. Лобода сказывает, не казаки то вовсе, бродяги. На Дон услал я его. Всю казну, что было, отдал. Из своих казаков сотню наберет. По весне вновь пойдем. Доберусь, повоюю их. Будут знать Строгановых. Он поднял голову, посмотрел на Анну, точно вдруг заметил, что она его слушает.
– Мотри, Анна, – сказал он, – коль слово молвишь – убью.
Анна ничего не отвечала.
Себе в убыток
Иван на другой день с утра пошел в собор. Анна даже обрадовалась. Подумала, – может, помолится подобреет. Она разыскала Данилу и сказала ему:
– Иван Максимович в собор пошел. Подь-ка и ты за им. Грех на отца злобу держать. Повинись там, простит он.
Данила пошел. Но во дворе встретился ему голландец. Он шел спросить, куда складывать на зиму варничный запас. Только что они поговорили немного, Данила посмотрел, а Иван Максимыч уж из собора идет. Недолго намолился. И сразу видно – опять сердитый. Данила все же пошел ему навстречу и голландца с собой позвал.
– Вот, батюшка, – сказал Данила, – наш новый варничный мастер.
Голландец шляпу снял, а Иван как крикнет:
– А! Тот самый! – развернулся да как даст ему в ухо.
Голландец, хоть и крепкий был, как сколоченный, да не устоял, грохнулся на землю, и шляпа покатилась по двору.
Данила рот разинул. С чего отец на мастера-то вскинулся? И откуда узнал про него? Не говорил же он ни с кем.
А голландец вскочил, красный весь, взъерошенный. Живо кафтан скинул, засучает рукава и прямо на Ивана наступает – драться.
Холопы кинулись на него со всех сторон. Хватают за руки, хохочут, кричат:
– Да то ж хозяин! Старшой самый! Али с ним можно?
Иван не посмотрел на мастера, отвернулся и пошел прочь.
Голландец поднял шляпу, отряхнул, подошел к Даниле и сказал:
– Давай деньги. Ехать буду. Бить не позволяй.
Данила удивился.
– Аль сильно так зашиб тебя батя? То он так лишь. Видно, спал худо. Ништо, Ваня, заживет. Дай ему, Галка, полтину.
Но голландец только головой тряс и твердил свое:
– Бить не позволяй. Ехать буду.
Данила рукой махнул. «Вишь, упрямый немчин». Велел Галке уговорить его, а сам подумал: «Все едино, покуль снегу нет – не уедет». Очень ему не хотелось отпускать мастера. Данила догнал отца и спросил его: чем ему тот мастер не угодил?
– На что он? – сказал Иван Максимович. – Своих холопов девать некуда, а ты немчина выписал. Шныряет тут, куда не надобно. Нос всюду сует. Тать, може.
– Не, батюшка, тот немчин правильный. Не вор. Впервой он в наш край попал, то и дознается до всего. Хвалит. Сказывает, шитье больно хорошо и иконы.
– Нечего нехристю в собор православный лазать.
– Да он не в соборе, батюшка, – сказал Данила, он в иконной горнице на иконы дивился у Истомы.
Иван только посмотрел на Данилу сердито.
Про хозяйство Иван совсем ничего не расспрашивал. Ходил по двору как чужой. С Данилой и не разговаривал. Казаков велел Галке рассчитать и отпустить. Сам и не попрощался с ними.
Мороз ударил. Снег выпал. Данила все выбирал день спросить отца, не пора ли обоз послать на Пермь. Думал он, что, может быть, Иван Максимович велит ему самому с товаром ехать. Он хотел и голландца тогда с собой забрать. Мастер все ворчал и грозился уехать.
Раз как-то вошел Данила в сени, а там отец разговаривает с Федькой. Данила остановился – слышит, что разговор про Вологду. Иван Максимович расспрашивает Федьку, у кого он последний раз товар забирал.
– Как заведено, Иван Максимыч, – ответил Федька, – у Босовых да у Ревякиных.
– Снаряжайся, Федька, – сказал Иван Максимович, – назад на Вологду вновь с тем товаром поедешь.
– Как на Вологду? – не удержался Данила. – На Вологде тот товар не в цене. Убыток возьмем. На Пермь ладил я…
– Помалкивай, – сказал Иван Максимович, – вогуличи, чай, казны не дадут, а мне казна надобна.
– Батюшка, не серчай ты, дай слово молвить, – за говорил Данила. – Прикажи мне на Пермь с тем товаром съехать. Выменяю самую добрую пушнину, соболей… К масленой ворочусь, а там, по воде, ту пушнину на Вологду сплавим. С лихвой казна вернется.
– Прямой дурень, – сказал Иван Максимович. Есть мне время ждать, покуль ты торг вести станешь. Мне казна тотчас надобна. По весне я сам вновь поеду. Молчи лучше. Было б не изводить казну… Сбирайся, Федька, погрузишь обоз, и прямо к Босовым тем да к Ревякиным. Молви, как давнее знакомство меж нас, может, по той же цене товар заберут.
– Вряд,
