Ольвия - Валентин Лукич Чемерис
В тот же день на торжище прибыл Тапур. Соскочив с коня, он поприветствовал купцов, осведомился о здоровье архонта и заверил гостей, что они — его дражайшие гости и пусть чувствуют себя в его кочевье как дома. Купцы пожаловались на детей; Тапур свистнул, и слуги мигом разогнали их нагайками.
После полудня начался торг.
Сперва молились: греки — своим богам, прося их не продешевить, а скифы с Тапуром — своим, чтобы подешевле выменять товары. После этого купцы встали по одну сторону товаров, а Тапур — по другую. Перед греками лежали остродонные амфоры с оливковым маслом и вином, стояла блестящая чернолаковая посуда из Аттики, громоздились щиты, мечи, шлемы, панцири. Тапур нетерпеливо поглядывал на оружие, и глаза его горели огнем. Отдельно, на коврах, сверкали на солнце золотые и бронзовые украшения, среди которых были перстни, женские зеркальца, серьги, браслеты, гривны, гребни, бляхи с изображением зверей и птиц. За все это Тапур и его богатые родичи должны были платить мехами, скотом, конями. Наконец после молитв начался и торг. Сперва тихо, а потом все громче и громче, живее и беспокойнее… Вот уже скифы бегом понесли на плечах остродонные амфоры с маслом и вином, воины — щиты, панцири, мечи и шлемы, а к грекам кожаные метки, горами ложились связки шкур, заревел скот, который сгоняли в стада, передавая их греческим купцам.
Еле-еле дождалась Ольвия конца торга, так хотелось увидеть купцов, услышать от них весточку из родного города, от отца…
Уже вечерело, когда торжище опустело; все, что выторговали греки, было сложено на повозки, а стада скота согнаны в одно место под присмотр их слуг; все же, что выторговали скифы, было спрятано по шатрам и кибиткам. По случаю удачной торговли Тапур пригласил гостей на пир в Большой шатер. Еще до захода солнца освежевали двух быков, трех коней и нескольких баранов. В бронзовых котлах уже закипала вода, и в лагере не спадало оживление: все ждали вина и куска мяса, которым по случаю удачного обмена должен был угощать вождь. У черных камней пировать остались простые скифы. Купцов, старейшин и знатных своих мужей Тапур пригласил в Большой шатер.
Когда Ольвия в сопровождении вождя вышла к гостям, сердце у нее билось как неистовое.
— Мир вам и счастливого пути домой, славные и дорогие гости, — Ольвия слегка поклонилась купцам. — Я рада видеть знатных людей моего родного города. Пусть всегда будет легкой ваша дорога от берегов Гостеприимного моря к скифам!
Купцы вскочили, низко склонив головы в почтительном поклоне.
— Мира и счастья тебе, славная дочь нашего города!
Ольвия села по правую руку от вождя, с облегчением перевела дух.
Уселись и купцы.
— Довольны ли вы торгом, гости мои? — спросил Тапур.
— О, мы довольны торгом, — закивали завитыми бородами купцы. — Если так будет всегда, греки и скифы станут близкими и добрыми соседями. Нам не нужна война.
Один из купцов, низкорослый грек с острым носом (Ольвия узнала в нем богатого торговца Михея), выступил вперед и молвил, обращаясь к Тапуру:
— Позволь, великий вождь, передать приветствие твоей жене от отца ее, архонта нашего города.
— Отчего же… передавай, — кивнул в знак согласия Тапур. — Ольвия уже давно ждет вестей от отца.
Купец Михей поклонился Ольвии:
— Город шлет тебе, о мужественная жена, пламенный привет и желает тебе добра и счастья. Твой отец приветствует тебя и гордится тобой. И все горожане помнят тебя.
— Как отец? — спросила Ольвия. — Он не хворает? Не тоскует? Мне очень хочется его увидеть.
— Слава богам, архонт чувствует себя хорошо. Скучает, правда, по тебе, но рад, что ты нашла свое счастье в скифских степях.
— Как город?
— Слава богам, все хорошо, — сказал Михей.
Тут появились виночерпии, разлили по золотым и серебряным чашам вино, слуги тем временем внесли медные блюда, на которых лежало дымящееся мясо… Гости и хозяева разом оживились.
— Поднимите чаши, поблагодарите богов за добрую торговлю! — велел Тапур, и все так и сделали, и благодарили богов: греки — своих, скифы — своих.
— За Тапура и Родона, чтобы мир между ними был, и дружба, и добрая торговля! — поднял вторую чашу Михей. — И за прелестную госпожу, которая пусть всегда единит греков со скифами. За торговые караваны и гладкие да ровные дороги!
Гости и хозяева осушили чаши до дна и вскоре зашумели, загомонили… Все стали веселыми, возбужденными: одни — оттого, что удачно продали, другие — что удачно закупились.
Ольвия, обрадовавшись, что внимание гостей отвлекло вино, украдкой разглядывала купцов. Отчего-то ее настораживал третий купец, до сих пор не проронивший ни слова. У него была густая черная борода, но как молодо, как пылко горели его голубые глаза, когда он смотрел на Ольвию! Сам не свой становился, почти не пил, а не спускал с нее глаз.
Такое поведение купца немного смущало женщину; что-то не походил он на торговца. Ведь у них глаза горят лишь на товары да на золото. Она терялась в догадках… Почему он так странно себя ведет? И кто он?.. Что-то будто знакомое в его глазах, а не вспомнишь… Ольвия хмурилась, показывая, что недовольна его поведением, что так вести себя гостю неуместно, но купец упрямо не сводил с нее горящих глаз. В конце концов Ольвия была вынуждена покинуть пир. Гости и хозяева были уже хмельны, и никто не обратил внимания, когда она вышла из Большого шатра.
Придя к себе в шатер, Ольвия почувствовала беспокойство. Она стояла в задумчивости посреди шатра, и воспоминания одно за другим поплыли перед ней: видела родной город, отца… Очнулась, когда на плечо ей легла горячая рука. Она резко обернулась и обомлела: он, тот странный купец!
— Ох!.. — Ольвия испуганно отскочила от него. — Что тебе, чернобородый? Немедленно беги отсюда! Ты рискуешь своей жизнью, неразумный! Если Тапур тебя здесь застанет…
— Ольвия… — прошептал купец и дрожащими руками сорвал свою бороду. — Доколе
