Весь Кен Фоллетт в одном томе - Кен Фоллетт
— Но почему Господь допустил это? — спросил Джонатан.
Филип тут же сообразил с ответом:
— Как только ты начнешь задавать себе этот вопрос, ты сразу же запутаешься. Но в твоем случае ответ довольно прост. Господь хотел оставить маленького Джонатана для себя.
— Ты вправду так думаешь?
— А разве я раньше тебе этого не говорил? Я всегда верил в это. И так и сказал монахам в день, когда тебя нашли. Я сказал, что ты ниспослан на землю Господом и наша святая обязанность — воспитать посланника Божьего в духе Господа нашего, чтобы он смог выполнить свое предназначение на Земле.
— Интересно, знает ли об этом моя мать?
— Если она сейчас с ангелами, то знает.
— А как ты думаешь, в чем оно — мое предназначение?
— Господу нашему угодно, чтобы монахи становились писателями, музыкантами, чтобы они растили хлеб. Ему нужно, чтобы они выполняли любую потребную для него работу: становились келарями, приорами, епископами, торговали шерстью, лечили больных, учили детей в школах и строили церкви.
— Даже трудно поверить, что и мне Господь уготовил место в этом мире.
— Иначе тебе не пришлось бы пережить все то, что с тобой произошло. — Филип улыбнулся. — Но это не значит, что ты должен совершить нечто грандиозное в своей жизни. Может быть. Бог захочет видеть тебя смиренным монахом, покорным человеком, который посвятит себя раздумьям о Господе и молитвам во славу Его.
— Наверное, этого он и ждет от меня, — погрустневшим голосом сказал Джонатан.
Филип рассмеялся.
— Но я так не думаю. Господь не может сделать кинжала из бумаги и женской рубашки из кожи. Ты не из того материала сделан, чтобы жить в покое, и Бог знает это. Я думаю. Он хочет, чтобы ты сражался за Него, а не пел Ему осанну.
— Надеюсь, так оно и будет.
— Но в эту минуту, — Филип снова улыбнулся, — он хочет, чтобы ты нашел брата Лео и выяснил, сколько головок сыра есть у него для келаря из Кингсбриджа.
— Хорошо.
— А я пойду в капитул повидаться с моим братом. И помни — если кто-либо из монахов заговорит с тобой о Франциске, ты о нем ничего не знаешь.
— Я буду молчать.
— Ступай же.
Джонатан быстро зашагал по монастырскому двору. Строгость и торжественность разом слетели с него, и он снова был весел и бодр. Филип проводил его взглядом, пока тот не вошел в домик сыроварни. «А ведь я в его годы был точно таким, разве только он намного умнее меня», — подумал приор.
Он направился в противоположную сторону в здание капитула. Франциск прислал ему письмо с просьбой незаметно для других навестить его. Что до монахов из Кингсбриджа, то для них Филип отправился в лесную обитель с обычной проверкой. От здешних монахов их встречу скрыть, разумеется, не удалось бы, но они жили здесь совершенно отрезанными от остального мира и вряд ли смогли бы сообщить о ней кому-либо. Только приор здешней обители изредка навещал Кингсбридж, но Филип взял с него клятву хранить тайну.
И он, и его брат прибыли сюда почти одновременно, на рассвете, и, хотя они прекрасно понимали, что не стоит разыгрывать случайную встречу, все же решили сделать вид, что повидаться надумали только из-за того, что долго не виделись. Они вместе приняли участие в торжественной мессе, потом отобедали с монахами. Теперь наконец братья могли поговорить наедине.
Франциск уже ждал в здании капитула, сидя на каменной скамье у самой стены. Филип почти никогда не обращал внимания на свое отражение — зеркал в монастыре не было, — и он отмечал, как с годами меняется его внешность, по своему брату, который был всего двумя годами моложе. У Франциска в его сорок два года уже появилось несколько серебряных прядок в черных волосах и множество мелких морщинок вокруг ярко-голубых глаз. Со времени их последней встречи младший брат здорово раздался в талии, стала толще шея. «Седин у меня, похоже, побольше, — подумал Филип, — а вот жирку, пожалуй, поменьше. Интересно, неужели и у меня столько морщин?»
Он сел рядом с Франциском и обвел взглядом пустую восьмигранную комнату.
— Как дела? — спросил Франциск.
— Работники опять распоясались. У монастыря совсем нет денег, нам пришлось свернуть строительство собора. Кингсбридж снова пустеет, половина людей в округе голодает. По дорогам стало опасно ездить.
— Да уж. — Франциск с горечью кивнул. — По всей Англии такое творится.
— Ну, положим, законопреступники были, и, возможно, будут всегда, — угрюмо сказал Филип. — Может быть, алчность всегда будет перевешивать мудрость у сильных мира сего, а ярость подавит сострадание у человека с мечом в руке; возможно, так и будет…
— Что-то ты на этот раз уж слишком мрачно смотришь на мир.
— Две недели назад на нас напали бандиты. Это была жалкая попытка ворваться в город. На них было просто больно смотреть. Как только нашим людям удалось убить нескольких этих дикарей, они тут же передрались между собой. А когда стали отступать, мальчишки кинулись за этими несчастными и перебили тех, кого догнали. Это было отвратительно.
Франциск покачал головой:
— Да… все это трудно понять.
— А мне кажется, я их понимаю, — сказал Филип. — Они боялись и изгнать свой страх могли, только пролив кровь тех, кто
