Карл Любезный - Владимир Васильевич Москалев

всю жизнь пытался уничтожить Орлеанскую ветвь. Мне всегда претила мысль о том, что представители Орлеанов взойдут на трон Франции, ибо имела место тесная связь между ними и бургундцами. Я намекнул герцогу Карлу, что не иначе как Святой Дух наведался в гости к его супруге в то время, когда он сочинял свои баллады в замке Блуа, где он пребывал с целью наведения порядка в среде зажиточных горожан и служилого дворянства. Я прибавил еще, что не важнее было бы для него первым делом навести порядок в собственном доме, оставшемся без глазу? Но он и слушать меня не пожелал, а младенец, выражая своеобразное недовольство моими доводами, в то время когда я нёс его к купели, помочился на рукав моего камзола. Стоявший рядом епископ Блуа узрел в этом скверное предзнаменование для моих детей.

В межбровье у Анны де Боже пролегла складка.

— Вероятно, отец, и вы также увидели в этом дурной знак?

— Хуже всего то, что случилось дальше. Младенец подрос, стал, под стать своему отцу, изрядным дамским угодником, а моя дочь не нашла ничего умнее как влюбиться в него, сына простого кастеляна.

Анна в ужасе округлила глаза:

— Так этот ребенок… сын того самого слуги Рабаданжа, за которого Мария Клевская вышла замуж после смерти мужа, герцога Карла?..

— Сама понимаешь, в какое я пришел негодование, ведь если бы у меня не родился сын, на трон взошел бы принц Орлеанского дома. Но он родился, твой брат, благодаря Тристану, — еле слышно прибавил король последние два слова, — и орлеанец поспешил отойти в тень, отбрасываемую на него законным потомком Филиппа Шестого. Что оставалось молодому герцогу, будучи на вторых ролях, как не удариться в разгул, тем паче что твоя сестра не вызывала у него ни малейших альковных настроений?

— Так вот зачем вам понадобилось выдать за него Жанну?

— Наверное, с моей стороны было бы большим грехом предосудительно отзываться о собственной дочери, но — и я уверен, ты не станешь порицать своего отца за эти слова — с такими внешними данными, как у твоей сестры, она не сможет родить ребенка. Но если даже и так, то в одном случае получится урод, которого только и останется что, как это было в обычае у древних народов, забить камнями; в другом — дитя не протянет и месяца. Увы, небеса временами допускают оплошность, позволяя появиться на свет таким нелепым созданиям, как твоя сестра.

— И все же порой вы устраивали так, чтобы Людовик хотя бы изредка, но наведывался в спальню к супруге. Догадываюсь, шаги эти были продиктованы вам опасениями, что несчастный супруг обратится к Святому престолу с просьбой расторгнуть брак, ссылаясь, скажем, на ту или иную степень родства.

Положив свою иссохшую ладонь на руку дочери, Людовик мягко улыбнулся:

— Я всегда считал тебя самой умной из всех женщин, каких только знал. Ныне ты лишний раз не дала мне повода усомниться в этом, поэтому я принял решение, о котором поведаю тебе, а после нашей беседы — всему двору.

— Но как же это, отец! — Занятая своими мыслями, графиня де Боже не обратила должного внимания на слова умирающего старика. — Ведь если всё так, то получается, что в герцоге Орлеанском нет ни капли крови Валуа!

— Тебе было всего четыре года, когда связь герцогини со своим слугой, которого все называли «постельничим», узаконили, и трехлетний малыш стал носить титул первого принца крови. Ты не знала об этом: двор безмолвствовал.

Анна молчала, выпрямившись и суженными глазами глядя в окно, за которым расстилались луга со скошенной травой. Так вот, значит, кем на самом деле оказался красавчик, по которому она сохла, чей взгляд всегда жадно ловила, о ком думала день и ночь! Однако выразить свое возмущение в связи с этим, рискуя в самом скором времени, едва не станет отца, навлечь на себя ворох неприятностей, было бы верхом безрассудства. Об этом помалкивают, даже имея на руках факты; об этом не пишут хронисты, опасаясь преследований и мести. И мало ли, как о том говорили в народе, случаев подмены девочек мальчиками или хилых недоносков розовощекими крепышами? Но не сам факт незаконного рождения вызвал протест в душе Анны, и даже подмена одного младенца другим не привела бы ее в негодование. Она содрогнулась, бросив взгляд за кулисы, а в связи с этим пришла в ужас от сознания того, что на протяжении многих лет была влюблена в сына какого-то кастеляна, безродного оруженосца Марии Клевской! И этот негодяй к тому же не только не пожелал влюбиться в дочь короля, хотя и знал об ее любви к нему, — он даже ни разу не бросил в ее сторону нежного взгляда, предпочитая одаривать улыбками других. Она прощала это сыну герцога Карла, надеясь, что он соблаговолит однажды обратить приветливый взор и на нее, но она не сможет простить этого сыну комнатного лакея, а также самой себе. Кровь Валуа заговорила в ней, приказывая зачеркнуть любовь, оказавшуюся неразумной, неподобающей ее высокому титулу. Но разве любовь выбирает? Важно ли тут происхождение? Ничуть — таким должен быть ответ. Но для Анны он оказался другим в силу того, что она почувствовала себя обманутой, оскорбленной, и то, что послужило тому причиной, должно было растаять, исчезнуть, как уносимая ветром дорожная пыль. И она решила покончить с этим — вот так, сразу; предать забвению свои мечты, страдания — то, что она называла любовью. Уязвленное самолюбие подсказало ей такое решение, которое еще более утвердилось после слов короля:

— Новоявленному супругу Марии Клевской я дал титул сира де Рабаданжа, владельца несуществующего домена в несуществующем месте. Теперь ты знаешь об этом и, смею надеяться, оставишь свои бесплодные попытки влюбить в себя сына наместника города Гравелина, что неподалеку от Кале, где властвуют англичане.

А рассказал я тебе обо всем этом, дочь моя, потому, что намерен облечь тебя большой властью, в связи с чем считаю опасным для королевства твое увлечение Людовиком Орлеанским. Трон французских королей не должен перейти к этой ветви, что легко может произойти, когда ты вконец потеряешь голову от любви. Да и что за любовь такая — без ответа? По мне так после такого презрения к своей особе лучше всего мстить — это то, что тебе надлежит делать как можно скорее, пока этот сластолюбец не пошел на тебя войной.

— Войной? На меня? Но почему? Разве я стою у него на пути к его честолюбивым стремлениям? К каким же?

— Он мечтает о власти.