Время умирать. Рязань, год 1237 - Николай Александрович Баранов
Ратьша помолчал. Оглядел сотников. Спросил:
– Ясно ли?
– Ясно, воевода, – закивали те.
– Ну, а раз ясно, нечего тянуть. Собирайте людей, берите лошадей и двигайтесь по назначенным местам: вдруг приступ. Хоть хан Гунчак и говорит, что, пока изгородь вокруг града татары не возведут, на копье его пробовать не будут, но кто знает. Береженого Бог бережет.
Воеводы, кроме Дарко, поднялись из-за стола, отдали легкие поклоны.
– Ступайте, – кивнул им Ратьша. Добавил уже вслед: – С оружием попробую договориться. На постой встанете, где понравится. Чаю, потеснятся хозяева за ради защитников. С готовкой снеди распорядится тиун. Пришлет к ужину баб-кашеварок.
– Вот это славно, – расплылся в улыбке Епифан, славившийся своим чревоугодием. – Горячая еда – первое дело для воина.
Сотники вышли, скликая своих людей из гридницы. Вои, поднимаясь из-за столов и вставая с пола, застеленного соломой, потянулись за ними. За столом остались Ратьша, Дарко, Гунчак и княжич Андрей. Меченош из-за двигающихся к выходу воинов видно не было. Видать, уселись куда-то за дальний стол. Ждать их не пришлось. Подбежали, встали рядом, ожидая распоряжений. Первуша и второй меченоша княжича, тот, имени которого Ратьша не знал, что-то дожевывали.
– Опять не поел толком, – обращаясь к Первуше, недовольно буркнул Ратислав. – Иди доешь, не горит.
– Не, я все, – мотнул головой парень. – Наелся. – И в доказательство своих слов похлопал себя по животу.
Глава 20
Выйдя на улицу, сразу окунулись в сумерки – короток зимний день. Княжий двор озарялся бьющимся под ветром пламенем факелов.
«А заходили в гридницу, тихо было, – подумал Ратьша, кутаясь в подбитый мехом плащ. – Мороз, да еще и ветер…»
Сразу вспомнились русские невольники, работающие сейчас под стенами города. Без нормальной зимней одежи, без обогрева. Да и без еды, скорее всего. По спине продрало холодом, а в душе всколыхнулась ярость.
Во дворе стояла все та же сутолока, что и днем: бегали посыльные, бестолково толкались ополченцы, видно, получавшие оружие из княжеских запасов, садились на конь люди сотника Дарко. Садились, становились по въевшейся в кровь привычке по двое и шагом выезжали со двора.
К Ратиславу подъехал Дарко.
– Так мы встаем на пересечении Борисоглебской и Ряжской? – переспросил он, сдерживая гарцующего, застоявшегося коня.
– Там, – кивнул Ратьша. – Дворы для постоя подберите попросторнее. Кони чтоб были всегда под рукой.
– Понял, – кивнул сотник и дал шпоры жеребцу. Тот приподнялся было на задние ноги – горяч, но, усмиренный ударом кулака промеж ушей, встал на все четыре и вскачь понесся со двора, распугивая ополченцев.
Ратислав направился к коновязи, но, не доходя, встал, обернулся к идущим позади Гунчаку, Андрею и меченошам.
– Поднимусь, пожалуй, в княжьи покои, доложусь, что сделали, может, какие еще распоряжения князь Юрий отдаст. Ну и новости узнаю. – Глянул на княжича Андрея, сказал ему: – Коль чего надо с собой взять, поднимись к себе, возьми. Кто знает, как сложится, может, так нажмут татары, что и до терема выбраться времени не станет. Вас тоже касаемо. – Это уже остальным. – Встречаемся здесь, у коновязи, через час где-то.
Сказал и пошел к большому теремному крыльцу. На полпути оглянулся. За ним увязался Гунчак.
– А тебе что, взять с собой больше нечего? – не слишком ласково спросил Ратьша. – Иль великий князь тебе покоев не выделил?
Половец смешался, встал, пробормотал обиженно:
– Выделил. Почему не выделил. Хорошие покои, теплые, светлые. Просто тоже хотел послушать, что князь скажет.
– Не все знать должны, что мне князь Юрий поведает, – жестко, глядя прямо в темные глаза половца, отрезал Ратислав.
Лицо Гунчака дернулось, но хан поборол себя, склонил голову, ответил:
– Понял, воевода. Пойду к себе.
– Ступай. – Ратьша начал подниматься по ступеням крыльца уже один.
Князя ни в покоях, ни в тереме не было. Сказали: на стенах Юрий Ингоревич со всеми свитскими и воеводами. Не было в тереме и великой княгини с дочерьми и приближенными. Эти в Спасском соборе. Молятся за спасение стольного города и его жителей. Там же епископ Евфросий. Княжий терем оказался непривычно пуст. Изредка попадалась в полутемных переходах и коридорах спешащая по своим делам, торопливо и как-то испуганно кланяющаяся прислуга. Редкие стражники стояли у закрытых дверей.
Ратьша возвращался от княжьих покоев не торопясь – сам же отпустил своих людей на целый час. Что теперь, стоять и ждать их на морозе? Разве сходить в свою каморку, поглядеть, что еще прихватить с собой? Так там Первуша этим делом занимается. Сообразит, чего брать, лучше его, Ратьши.
Проходя мимо лестницы, ведущей наверх, в покои княжны Евпраксии, Ратьша невольно замедлил шаг. У лестницы стоял совсем молоденький страж, с легким пушком вместо бороды. Весен восемнадцать исполнилось ли? Но в доброй сброе, с мечом на поясе, тяжелым пехотным копьем в руке.
Воевода остановился напротив. Хорош! Спросил просто так, на всякий случай:
– Княжна Евпраксия у себя ли? Иль вместе с великой княгиней в соборе?
– У себя, – словоохотливо ответил страж. Видно, тошненько ему было стоять тут в темном коридоре, когда други его на стене, может, уж с врагом стрелами да сулицами переведываются. – Не взяла ее с собой княгинюшка: княжич Иван грудь покуда сосет. Хоть мамка у него и есть, но без молока княжны он, говорят, не засыпает. А в божьем храме невместно младню титьку совать, вот и оставила княгиня Евпраксию в покоях. Мамка с ней да прислужница. Втроем и остались.
– Здесь княжна? – Во рту Ратьши внезапно пересохло. – И одна почти?
– Да нет же. Говорю: мамка с ней да девка теремная.
– Считай, что одна, – хрипло проговорил Ратислав и шагнул в сторону лестницы.
Стражник сделал движение заступить дорогу, но, смешавшись под тяжелым взглядом воеводы, остался на месте.
– Не видел ты меня, – приостановившись на первой ступеньке и повернувшись к воину, сказал Ратислав. – Понял ли? – Страж, не выдержав взгляда, опустил голову. – Ничего плохого княжне не сделаю, – уже мягче добавил Ратьша. – Просто поговорить нам надо.
– Так говорю же: мамка там и девка… – вскинул голову парень.
– То не твоя забота, – усмехнулся Ратислав и зашагал вверх по лестнице, поскрипывая ступенями.
Сенная девка попалась ему у самого порога светелки, в которой обитала княжна Евпраксия. Глянула на него испуганно и, повинуясь жесту, бегом скрылась в дальнем конце коридорчика,