Купол на Кельме - Георгий Иосифович Гуревич
Толя обиделся:
— Что значит молод? Это не возражение. Молод, но прав!
Маринов смотрел на него испытующе:
— Я имею в виду другое — вы еще молоды и, надеюсь, перемените свое мнение. При таких взглядах вы никогда не станете геологом. Геологическая разведка — это всегда открытие. Что же вы откроете, если будете ждать, пока вам подскажут новые мысли.
— А как же иначе? — спросил Толя. — А вы собираетесь самолично перевернуть всю науку?
5
Неделю спустя, когда Маринова вызвали в город на совещание к шефу, он понял: это совещание решит ликвидировать работы.
Экспедиция Академии наук располагалась в школе. Заседание происходило в одном из классов, где на стене все еще висела черная доска и присутствующие сидели за партами, как школьники. Маринов занял место в дальнем углу. Рядом с ним сел Толя Тихонов. Он все еще был обижен немножко и твердил: «Вот увидите, Леонид Павлович, все произойдет, как я предсказал. Вот послушаете».
Совещание открыл Геннадий Аристархович. Это был человек разносторонний, ученый с мировым именем, и внимательный педагог, и популяризатор, и блестящий оратор. Даже голос у него производил впечатление — глубокий, бархатный, проникновенный. Он говорил длинными, сложными периодами, уверенно сплетал округлые предложения с вводными и придаточными… Маринов учился у него еще в институте, глубоко уважал своего прежнего профессора, но иногда осуждал в душе за разносторонность, которая мешала Вязьмину довести до конца работы, начатые еще двадцать лет назад. Маринову не нравилось и красноречие — ему все казалось, что в сложных фразах шефа слишком много литературы и мало содержания.
Геннадий Аристархович сообщил, что на юго-западном участке создалось трудное положение, которое необходимо обсудить. Он сказал еще, что геология — наука творческая, похожая на медицину. Одинаковых случаев в ней нет. И следует внимательнее подумать о затруднениях юго-западного участка. И Толя, сидевший рядом с Мариновым, подтолкнул его локтем:
— Все как по писаному, я же говорил вам.
Конечно, профессор Шустиков не удержался и рассказал, каким хорошим человеком был Черский. Чегодаев, побывавший некогда в Техасе, сообщил, как щедро бурят там скважины. Следующий оратор стал возражать, говоря, что время военное, нужно находить нефть с небольшими затратами и малым числом скважин. Тогда Чегодаев встал и сказал, что его поняли неправильно — он за малое число скважин.
Толя торжествовал и злорадствовал, как будто ему приятно было видеть человеческие слабости, а Маринов злился и на Толю и на выступавших.
Потом слово взял начальник центрального участка, самого богатого на месторождении.
— Отстающим нужно равняться на нас… — сказал он. Тут уж Маринов не выдержал.
— Что значит — равняться на вас? — крикнул он с места. — Быстро бурить? Мы бурим быстрее!..
— Если вы хотите выступать, я дам вам слово, Леонид Павлович, — предложил председатель.
— А я не собираюсь выступать! — заявил Маринов. — Я пришел сюда, чтобы послушать советы, потому что я не знаю, откровенно говорю — не знаю, как и где мне бурить. Но, должно быть, я очень глуп — не понял, какое отношение имеют ко мне Техас и Черский и как именно бурить на юго-западном участке, чтобы найти нефть с малым числом скважин. А товарищ Савчук советует брать пример с его участка. Но в чем брать пример? По погонным метрам мы впереди, мы бурим быстрее и дешевле. Подражать в размещении скважин? Но ведь геология разная: на центральном участке одно, на юго-западном другое. Я говорю откровенно — я стал в тупик! Я бессилен и ничего не понимаю! И у меня создается впечатление, что вы тоже ничего не понимаете, только не хотите сознаться!..
6
Что тут поднялось! О перерыве забыли, все хотели выступить. Геннадий Аристархович сам взял слово. Он сказал, что возмущен выступлением Маринова, выступление это — клевета на геологию. Положение совсем не так трагично. Геологи нашли и разведали множество месторождений в России. И эти месторождения обеспечивают фронт всеми нужными материалами. Русские геологи открыли и Курскую аномалию, и Второе Баку, русские геологи справятся со всеми заданиями. А беспомощные выкрики Маринова — это паникерство.
И все остальные возмущались Мариновым. Говорили об ответственности, о трудном времени, о необходимости найти нефть. А один взъерошенный старичок сказал:
— Мне стыдно, что в нашей среде такие настроения. С такими настроениями, будь я помоложе, я пошел бы на фронт.
Маринов не стал оправдываться, не захотел спорить. Не дослушав взъерошенного старичка, он вышел за дверь. Вслед за ним выскочил взволнованный Толя Тихонов.
— Как это вы брякнули, Леонид Павлович? — зашептал он. — Сказали людям в лицо, что они ничего не понимают. Конечно, они не понимают, они сами знают это, но такие вещи не говорятся вслух. Вам нужно признать свои ошибки немедленно! Идемте, я помогу вам составить выступление.
— Ни в коем случае!
Толя пытался убеждать. Маринов невежливо перебил его:
— Все едино, извиняться не буду! Оставили здесь насильно, не пускают на фронт и сами же упрекают. Вечером пойду к Геннадию Аристарховичу. Теперь он не посмеет задерживать.
7
Геннадий Аристархович ужинал у себя в кабинете и встретил посетителя приветливо, вышел из-за стола пожать руку, пригласил выпить чаю… даже с вареньем. Но Маринов не захотел сесть. Он держался сдержанно и официально.
— Я согласен с теми, кто критиковал меня на собрании, — сказал он. — Совершенно верно, я никудышный геолог, не знающий своего дела. Но стрелок я хороший, и мускулы у меня здоровые! Поэтому прошу откомандировать меня в распоряжение военкомата. Вот заявление…
Геннадий Аристархович даже не посмотрел на заявление. Звеня ложечкой, он размешивал в стакане тающий сахар.
— И я согласен с вами, — произнес он неожиданно. — Действительно, геология еще слаба. Мы часто работаем вслепую. Мы должны давать больше нефти! И мы на самом деле запутались в геологии юго-западного участка.
«Странно!» — подумал Маринов. И спросил откровенно:
— Как вас понимать, Геннадий Аристархович? На людях вы не признаете критику, а в своем кабинете признаете?
Старый ученый все еще звенел ложечкой и смотрел в стакан, как будто его занимали только чаинки, крутящиеся в воронке.
— Я вижу, вы ничего не поняли, Леонид Павлович, — ответил он. — Бывает разная критика — дружеская и враждебная. Враг критикует злорадно, с улюлюканьем, с присвистом, его восхищают ваши
