Колодец трёх рек. Москва приоткрывает вам тайны своих подземелий - Даниил Юрьевич Давыдов

году татары, по словам летописи, кидались в места „где нет крепости каменной“; между тем Дмитрий Донской построил весь Кремль из камня. Это противоречие можно объяснить не иначе, как тем, что за 84 года с их построения, стены Донского, выдержав множество пожаров и нападений, обветшали, пообвалились и были забраны деревом. Надо думать, что под конец деревянные заплаты и пристройки покрывали Кремлёвские стены и башни почти сплошь…»[5]

Итальянец Амброджо Контарини, автор труда «Путешествие в Персию», побывавший в Москве в 1475 году, сделал запись, из которой следует, что все строения в городе, не исключая самой крепости, деревянные.

Эти примеры прекрасно иллюстрируют, что каменный Кремль Дмитрия Донского в конце концов превратился в крепость древо-каменную, по крайней мере, достройка его сооружений из древесины, как временных, пока не появится возможности перестроить их более фундаментально, очевидна. Но только ли одно это привело к отстройке заново кремлёвских сооружений в конце XV столетия итальянскими инженерами? Профессор археологии Игнатий Стеллецкий, посвятивший более сорока лет своей жизни загадкам подземного Кремля, считал, что значительную роль в приглашении иностранных строителей в Россию Иваном III для строительства нового замка сыграли греческие книги, привезённые Софьей Палеолог в Московию. В разное время его версия находила сторонников и противников, подтверждения и опровержения.

По мнению археолога, незадолго до падения империи в 1453 году пелопонесский деспот Фома Палеолог, сын византийского императора Мануила II и родной брат императора Константина XI, эвакуировал из Царьграда наиболее ценные книжные экземпляры византийской и патриаршей библиотеки, надеясь сохранить их в своей деспотии. Однако передел собственности и овладение всё более обширными территориями неприятелем заставили Фому отбыть через шесть лет на остров Корфу, где он оставил свою семью, а сам, в спешном порядке, повёз византийскую библиотеку в Рим. Рим имел обыкновение оказывать поддержку низложенным государям, а учитывая, что сам Фома рассчитывал на возрождение империи, то ему, как наследнику византийского трона, оказавшемуся в затруднении, был устроен самый радушный приём папой римским. Бушевавшая тогда в Европе чума не пощадила Фому. Пробыв четыре года в разлуке со своими близкими, он скоропостижно скончался, а на другой день после его смерти в Италию прибыли его дети. Опекуном и воспитателем юных Палеологов – Зои (Софьи), Андрея и Мануила – после смерти родителя был назначен их соотечественник Виссарион, учёный и талантливый кардинал, волей случая оказавшийся на Западе. Воспитание Зои в Риме – вопрос непростой. С одной стороны, Виссарион должен был взращивать в девушке католическую веру и уважение к римским традициям, с другой – несколько позже, когда Зоя пересекла русскую границу, следуя на московский трон, она незамедлительно назвалась Софьей и, едва вступив на Псковскую землю, истово стала поддерживать православные традиции.

Долго Зоя не могла стать супругой, так как мало кто из знатных правящих семейств желал породниться с сиротой-беженкой, пусть даже и царского рода. В кругах элит преследовались цели получения выгоды политической или материальной, но ни того ни другого дать периодически возникавшим претендентам Зоя не могла. Конечно, присутствовала подобная взаимная выгода и в браке гречанки с овдовевшим князем далёкого московского залесья Иваном III Васильевичем. «Католический Рим отводил России одно из ключевых мест в предполагавшемся общеевропейском походе против наступавшего на Европу ислама. ‹…› Римский папа предполагал, что благодаря этому браку католический Запад приобретёт не только политического союзника в лице Ивана III, но и приобщит к католицизму новую и обширную страну. Западные монархи, вступая в дипломатические отношения с Москвой, прельщали московского князя признанием за ним королевского титула и династических прав на константинопольский трон»[6]. Да и сам брак стал бы в некотором смысле данью традиции, поскольку новгородский и киевский князь Владимир был женат на сестре византийского императора Василия I Анне, а дядя Зои император Иван VIII Палеолог был женат не на ком-нибудь, а на москвичке Анне Васильевне – дочери московского князя Василия I. (Здесь самое главное не запутаться, но эти упомянутые браки разделяет более чем четырёхсотлетний период.)

После необходимых приготовлений, посольств, приёмов, заочного обручения, улаживания всевозможных вопросов 12 ноября 1472 года Софья Палеолог прибыла в Московию. Караван Софьи включал в себя не менее 70 грузовых подвод с сундуками. Это косвенно подтверждало версию Стеллецкого о привезённом в Москву «приданом» – рукописях и книгах византийской и патриаршей библиотек, эвакуированных за 21 год до этого из Царьграда отцом Софьи и ставших в руках Ивана III подтверждением серьёзности намерений Запада. Но спасённые от турок книги подверглись другой опасности – «в таком городе, как Кремль, где, за исключением нескольких церквей, все строения были деревянные, пожары представляли несказанную опасность – достаточно было искры, не притушенной вначале, и могла возникнуть беда, с которой борьба была иногда невозможна. В этой тесноте „красный петух“ являлся ужасным страшилищем, способным в один час истребить годами скопленные достояния. А чудовище это являлось всё чаще, становилось всё грознее, беспощаднее!»[7]

Отстаивание города от огня было общим делом всех москвичей, с пожарами боролся каждый, вне зависимости от статуса и положения. «Сам великий князь принуждён был лично принимать участие в тушении огня. В 1472 году, например, во время пожара на посаде он „много пристоял на всех местах гоняючи с многими детьми боярскими гасящи и размётывающи“[8].

Спустя всего пять месяцев после приезда Софья смогла лично убедиться в страшной, превращающей в прах всё вокруг силе огня. Где в этот момент находились её бесценные книги – доподлинно не известно, но, по всей видимости, они были спрятаны в подклетах каменных церквей, так как до постройки Казённого двора казна великой княгини находилась „под церковью Рождества Предтечи, а казна великого князя – под церковью Рождества Богородицы и под Благовещенским собором“[9]. Стеллецкий пишет об этом так: „Всё выгорело, а до старенькой жиденькой каменной церквушки огонь хотя тоже добрался, но слабо, едва повредив крышу, а заветный подвал с ящиками остался в полной неприкосновенности, неоценимое сокровище было спасено благодаря счастливой случайности!“[10] Это-то и должно было, по мнению археолога, заставить серьёзно задуматься супругов о сооружении надёжного каменного сейфа, безопасного в пожар и замаскированного от посторонних глаз в недрах Боровицкого холма. Такое решение ни в коем случае не стало просто дорогим капризом, а превратилось в единственную возможность сохранить культуру и историю Византии для её последующего возрождения, а также спасти редчайшие античные книги и документы, не имеющие копий в целом мире.

Незадолго до приезда в Москву Софьи внутри Кремля было развёрнуто большое строительство: „Собрав много