Фасциатус (Ястребиный орел и другие) - Сергей Александрович Полозов
Всего самому не увидеть и не записать, и уж тем более не понять.
Но я ведь тебе про аиста начал писать.
Так вот, в знойном дружественном Туркестане, как и во всех прочих частях своего некогда обширного ареала (в основном по лесной зоне), этот птиц повсеместно очень скрытен, редок и населяет самые глухие и труднодоступные места.
В Западном Копетдаге его гнезд вообще не находили. Поэтому, наблюдая этих молчаливых элегантных птиц, подолгу без движения стоящих, как в карауле, на скалах над гнездом (один из них провел так, стоя на одной ноге, пять часов (!), — захватывающее своим динамизмом зрелище…), я постоянно ощущаю отрадное чувство приобщенности к нетривиальному орнитологическому явлению и к очень интересному виду.
Птенцы в гнезде только что вылупились, еще и ползать толком не могут, но гнездо расположено так, что хотя бы его часть всегда в тени, даже в полдень; поэтому детки лежат в тенечке; все «продумано».
Лежат они там, как три белых пуховых комочка с непропорционально-огромными нелепыми шнобелями (в таком возрасте главное — питание, поэтому клюв, как самый важный и необходимый инструмент, развивается быстрее других органов). Не верится, что через несколько месяцев эти цыплята превратятся в подобных своим родителям огромных экзотических птиц.
Взрослые аисты, кстати, при всей своей броской внешности, изысканностью и утонченностью поведения не блещут. Никак особенно друг с другом не общаются, ограничивая контакты в важные для супругов моменты (смена партнера на гнезде и т. п.) лишь крайне сдержанными, лишенными внешних эмоций ритуальными демонстрациями — малозаметными поклонами. Причем выглядит это не как интеллигентная элегантность, а как равнодушие. Такое чувство, что брак у них не по любви, а по биологическому расчету продолжения своего уникального черного аистиного рода. (Может, они даже по имени друг друга не знают?)
При наблюдении за ними не покидает ощущение, что внешним своеобразием Бог наградил, а вот при распределении мозгов и эмоций явно отвлекся на что-то другое (известно, на что — на воробьиную мелкоту: все мозги и эмоции достались синичкам, поползням, воронам, сорокам, галкам, сойкам и прочим их воробьиным родственникам).
Помимо импозантной и загадочной внешности, контрастирующей с обликом всем знакомых белых аистов, черные аисты поражают меня тем, что, паря в восходящем потоке теплого воздуха без единого взмаха крыльев, набирают прямо над гнездом высоту в полтора километра, а потом планируют из поднебесья куда-то за горизонт.
А когда возвращаются, отрыгивают в гнездо довольно крупную (с ладонь) рыбу, кормят ею птенцов и сами едят, сидя на гнезде. Одна из птиц принесла в зобе за один раз шестнадцать рыбешек. Ловят где-то далеко на постоянных притоках Сумбара (вода должна быть прозрачная, а в самом Сумбаре она мутная). Видеть эту рыбу в прокаленном солнцем скальном пустынном ландшафте весьма духарно…
Ладно, все. Вольно. Привет там Чаче, Ленке и Эммочке».
22
…однако путь его был недолог: его снова схватили какие-то дивы и отнесли к главному диву…
(Хорасанская сказка)
С пограничным же переполохом дело было так. Уехав утром на попутке из Кара-Калы, я провел тогда замечательный день далеко в горах. Было очень жарко, и в одном месте, когда я остановился, рассматривая что-то в бинокль, хохлатый жаворонок подлетел и подсел, с открытым от жары клювом, почти мне под ноги на жалкий клочок падающей от меня тени: страх перед человеком уступил перед потребностью спрятаться от палящего солнца.
После полудня, присев на одной из вершин перевести дух, я на минуту задремал. Вздрогнув от дикого реактивного воя и свиста рассекаемого воздуха — белобрюхий стриж как снаряд пролетел почти над моим лицом — и открыв глаза, я ошалело и без всяких на то оснований решил, что уже в раю: прямо надо мной и над стоящей рядом ферулой порхали сразу четыре алексанора — крупные, желтые, похожие на махаонов, но чрезвычайно редкие бабочки, экземпляры которых в научных коллекциях наперечет. Для бабочки этот вид не менее редок, чем ястребиный орел среди птиц: в Туркмении встречается лишь в Копетдаге, где его безуспешно разыскивают почти сто лет. Но в Западном Копетдаге он есть, об этом и о его редкости я знаю из вечерних разговоров со знакомыми энтомологами.
Придя в себя и подивившись такому чуду, я начал осматривать округу в бинокль и разглядел на удаленном противоположном склоне разморенного зноем дикобраза, кемарящего так же, как и я.
Орлов я тогда не видел, а ближе к вечеру опять спустился к дороге голосовать назад и был несколько удивлен тем, что проезжавшая машина притормозила около меня, а потом вдруг рванула дальше, так и не остановившись.
Подобрал меня тогда армейский водовоз. Разговорчивый прапорщик на удивление любезно вылез из кабины, пропуская меня внутрь, вместо того чтобы просто подвинуться. Даже оказавшись гостеприимно зажатым на сиденье между ним и шофером-солдатиком, я все же принял за шутку его рассказ о том, что меня весь день ловит погранотряд в полном составе, а две окрестные заставы поставлены в ружье. На мое замечание, что я лично знаком с начальником отряда, он лишь скептически хмыкнул.
Дикобраз
— Эй, див, из какого ты племени?..
(Хорасанская сказка)
«4 мая. …Сегодня в первый раз видел дикобраза днем. Он расслабленно распластался в тени камня у своей норы, раскидав лапы и неприлично развалив не защищенное иголками и всегда скрываемое уязвимое лохматое брюхо. Так и казалось, что он изнуренно похрапывает, как бы сетуя, что после ночных хлопот о пропитании даже днем нет покоя от этой жары…
Местные жители дикобразов не любят, поскольку эти грызуны по ночам, шуруя в поисках кореньев и прочего съестного, сильно повреждают своими когтистыми лапами огороды, расковыривая грядки. Туркмены стреляют их при любой возможности, но хоть и считают «нечистым зверем», все же из практических соображений иногда едят. Причем интересно, что если дикобраза сварить, то есть его невозможно, и вонища вокруг от этого варева, а в жареном виде он — деликатес (знаю по рассказам, сам не пробовал).
Следы, помет, порой и иголки нахожу в горах постоянно. Каждый раз, подбирая огромную иглу с ломким, в зловещих зазубринах, кончиком, удивляюсь этому страшному вооружению: воткнувшись в тело и сломавшись, конец иглы
