Звери в природе - Владимир Моисеевич Смирин

Когда тюлень чешется, передний ласт выглядит как рука

Около лежащих тюленей часто сновали кулички-песчанки, деловито копаясь в песке. Иногда они что-то искали на шкуре и ластах зверей, к чему те относились абсолютно спокойно.

Куличок-песчанка чистит ласты тюленю

Тюлень, лежащий у воды

Птиц вообще было много на острове и у его берегов. Каждый день на песке мы находили следы джека (дрофы-красотки), а нередко и сама птица появлялась около нашей стоянки. Там же носились стайки рогатых и хохлатых жаворонков. У берегов держались многочисленные лысухи, утки, появлялись и лебеди. В холодную штормовую погоду мы находили по утрам трупики лысух, замерзших на берегу, под кустиками астрагала.

Джек и его след

Такая погода не характерна для туркменской зимы. Но погоду выбирать не приходится. У меня в памяти остров Огурчинский так и остался местом, где все время дует пронизывающий холодный ветер и слышится характерный шум каспийского шторма. Если на океанских побережьях в шторм тяжелые волны гулко ударяются о берег и с шипением откатываются назад, то здесь от небольших, но частых волн стоит назойливый однообразный шум.

Глава десятая

В горах Кавказа

Первый раз я посетил Кавказский заповедник студентом, в 1953 году. Впечатление было настолько сильным, что, попав туда вторично в 1982 году, я вспомнил в знакомой мне части заповедника все вершины и все тропы, будто и не прошло почти 30 лет. Говоря об этом, не могу не назвать человека, который открыл мне эти замечательные места. Это Борис Артамонович Заславский, работавший в заповеднике, как это тогда называлось, научно-техническим сотрудником. Ему было тогда 60 лет, мне — 22, но не только я, а и работники заповедника всех возрастов не могли равняться с ним в ходьбе по горам. Он терпеливо учил меня этому, показал в первый день все вершины, видимые с высокогорного пастбища Абаго. После недели, проведенной с Борисом Артамоновичем, я чувствовал себя в северном отделе заповедника как дома и свободно сам выполнял роль проводника. Этой неделей и ограничилось мое общение с ним, но оно дало мне бесконечно много. Это был один из тех энтузиастов, благодаря которым система заповедников могла тогда существовать. И для меня горы Кавказа и заповедник неразрывно связаны с образом этого человека.

Главная прелесть Кавказского заповедника — обилие крупных зверей, в первую очередь копытных. Самыми заметными из них являются кавказский благородный олень, кавказская серна и кубанский тур. Олени в заповеднике совершают ежегодные миграции, поднимаясь летом в высокогорье, где спасаются от назойливых мух, во множестве нападающих на всех крупных животных. В дневные часы олени пасутся вблизи скал и снежников, где ветер отгоняет насекомых. Отдыхать звери ложатся в тени скал, а то и просто на снежниках. К зиме олени спускаются ниже, в лесной пояс. Здесь же весной происходит рождение оленят. Первый олененок, которого мне пришлось увидеть, когда меня знакомил с территорией Б. А. Заславский, был еще совсем маленьким, едва ли больше двух-трех дней от роду. Когда мы приблизились, самка, кормившая его, скрылась, а детеныш лег, свернувшись, на том же самом месте. Это была маленькая поляна в долине реки Киши. Высокая трава, кустарник и нависающие ветви деревьев создавали пеструю мозаику света и тени, и в этой пестроте пятнистый олененок был совсем незаметен.

Олени на первом отроге Тыбги

Дальше началась грустная история. Борис Артамонович сказал, что ему приказано добыть такого олененка для музея заповедника, и взял его с собой. До кордона было еще не близко, и мы по очереди несли детеныша. Глядя на него, невозможно было думать о том, чтобы превратить его в чучело. Я вообще терпеть не могу звериных чучел. Особенно неприятны так называемые биогруппы, когда из чучел и макета участка той местности, в которой живут звери, создается композиция, и ей часто стремятся придать динамический характер. Трудно представить себе что-либо более мертвое. Не хочу никому навязывать свое отношение, поскольку люди часто проявляют большой интерес к таким экспонатам (и есть отличные мастера-таксидермисты, выполняющие эту сложную работу), но сам переменить его не могу.

Олененок

Нести олененка было неудобно, и мы попробовали пустить его, чтобы он шел самостоятельно. И он пошел за нами, покачиваясь на своих длинных ногах, на которых держался еще не слишком твердо, приоткрыв рот и высунув язык. Так, временами останавливаясь для отдыха, мы дошли до кордона. Собрались люди посмотреть на олененка. Детеныш был настолько красив и трогателен, что никто не мог даже думать о том, для чего его взяли, особенно после того, как его накормили молоком. Олененка через несколько дней доставили в поселок Гузерипль, где тогда находилось управление заповедника и музей. Но и там было то же самое. В конце концов он остался на попечении одной молодой женщины, имевшей двоих маленьких детей-близнецов. Эта тройка сопровождала ее всюду. Куда бы она ни шла, за нею семенили двое малышей, а за ними, вышагивая длинными ногами, шел олененок. Так прожил он до осени, став совсем большим. А осенью олененок забрался в чей-то огород, за что был жестоко избит владельцами. После этого его пришлось прикончить, а шкура детеныша все же попала в музей, хотя он был уже совсем не в том возрасте, который был нужен. С тех пор я с особой грустью смотрю на музеи в заповедниках.

Осенью 1953 года вдвоем с наблюдателем охраны заповедника я ходил на учет оленей. Учитывали ревущих взрослых самцов, после чего сотрудники, пользуясь разработанными коэффициентами, вычисляли общее количество оленей в заповеднике. Каждой паре учетчиков давали маршрут, на нем были намечены пункты, где надо было ночевать и «прослушивать» утром и вечером прилегающие участки, подсчитывая ревущих оленей и нанося на схему места их рева. Нам досталась гора Пшекиш, имеющая крутые склоны, но очень пологую вершину, представляющую покрытое роскошными лугами волнистое нагорье. Мы отправились