Моя стая-семья и не только - Евгения Кимовна Романенко
Первым заметил Кузьма. Прим, на радостях, поскакал по участку. А за ним, уткнувшись носом ему под хвост, с видом полного непонимания, Кузьма. Вроде бы свой, и пахнет своим, но что-то в нём не то!
Я потихоньку затаскиваю всё с дороги во двор. Присела у заборчика передохнуть, отдышаться, ко мне подлетает Кузьма. От кончика носа до хвоста ─ сплошное недоумение:
─ Мама, ты кого привезла? Судя по всему, это придурок Прим, правильно? Но почему от него не пахнет кобелем? Или это не он?
─ Это Прим, только он теперь тебе не соперник в любовных поединках!
Кузьма опять умчался знакомиться со старым другом заново.
Когда все успокоились, я затащила воду и корм, а Прим, отметив все кусты на участке, привычно залёг у меня под одеялом.
Кто вожак в стае?
Опять надо ложиться в больницу. Моя семья за месяцы моей болезни привыкла к самостоятельности. Совсем забыли, кто вожак стаи. Нет, в редкие мои появления дома, любовью и вниманием я не обижена. Но на кровати место приходится занимать с боем и приходится повышать голос, чтобы загнать гулён с дороги во двор.
А для детёнышей Айки и Прима, которые родились без меня, я вообще не авторитет. Чёрненькие Чунг и Чанга, если начинаю их ругать за хулиганство, рычат и машут на меня лапами. Ну, никакого уважения! Зато почему-то Чунг и Чанга слушаются не взрослых в стае, а свою старшую сестру Панду.
У Пандочки зрение после новогодних ужасов восстановилось. Шрамы от ожогов тоже затянулись, сразу под шерстью и не увидишь. Остались шрамики на мордахе, но главное ─ она видит! Вот она и играет, и воспитывает младших. Чайка, вторая старшая сестра, не очень занимается мелкими, старается уйти от непоседливых детишек. А мама Айка вообще уже прячется от них.
А детишки растут забавными. И Чунг, и Чанга чёрные, как угольки, шустрые и игривые. Чайка с Пандой так не были дружны. И чем старше становятся, тем больше разнятся их характеры. А эти двое всё время вместе.
Завтра опять в стационар, а сегодня я наслаждаюсь общением и любовью своей лохматой семьи. Вот они все лежат рядом и слушают, что я написала. У меня такая привычка ─ пишу и проговариваю вслух. И хоть говорят, что животные слов не понимают, но они понимают больше.
Лежат и лыбятся Чайка с Пандой ─ про них написали.
Айка обиженно отвернулась: «Я не убегаю от детей, я приучаю их к самостоятельности!»
Кузьма гордо отвернул голову, но косит глазом. Сам на комплименты набиваться не будет. Горд и обидчив наш патриарх.
Приму лишь бы кровать была, а слава ему не к чему.
Лаки, Ряшка и Люка слушают очень внимательно. Морщат лбы, шевелят ушами и выжидательно глядят на меня. Ну как же не написать о них? Они основа стаи, охранницы, задиры и воспитатели.
Всё, уши опустились, лбы разгладились. Про них тоже написали.
Вот так и живём! Воспитываем друг друга, оберегаем и, конечно, очень любим. Да, ссоры и ревность неизбежны, но важнее всего ─ любовь. Не обязательно облизывать и целовать друг друга, иногда просто хватает морды, положенной на плечо, или принесёной косточки, чтобы понять ─ ты любим и ты нужен.
Угрюм
Когда всё время со стаей, отвыкаешь от общения с людьми. А ведь раньше я была очень общительная. Не поверите, да я и сама вспоминаю это, как сон…
Я была молодая, красивая, рассказчица, певунья (правда, без музыкального слуха, но с чувством). Любое событие, пусть даже голодовка ─ только вместе с друзьями. Но один случай изменил всю мою жизнь. После него стало очень тяжело общаться с людьми.
Давно это было. Почти забылось, но вспомнилось…
Поехали мы, дело было ещё в 80-х, большой толпой отдыхать на природу у горной реки Или. Река коварная, течение бешенное! Выше нас по течению расположилась другая компания. С ними был пёс, огромный, лохматый, они его звали Угрюм. И правда, собакен был неласков.
Мы приехали с ночёвками и палатками, соседи тоже. А какие красивейшие были места! Скалы, которые мерцали ночью лунным светом. Старые вековые заросли саксаула, чьи искорёженные от времени стволы, казалось, видели нашествие Чингиз-Хана. И река Или, маняще-опасная, мчащаяся среди скал, как бешеный табун лошадей! Купаться можно было только на привязи, иначе течение за пару минут унесёт за пять-шесть километров от стоянки. И ещё не факт, что выгребешь к берегу.
Ну, понятно, перезнакомились. Вечером шашлыки. И кто поверит, если скажу, что не пили? Пили, и много. Но главное ─ свежий воздух, запах степных трав, шум реки, ночные шорохи и гитара. А ещё огонь костра.
Костёр ─ это чудо должны описывать поэты. Игра всех красок природы, струящихся, переливающихся, притягательных и пугающих! Нет, я не умею рассказать, что такое костёр на природе. Я напишу о другом.
Всю ночь пёс Угрюм лежал возле палатки. Зная мою любовь к собакам, меня предупредили сразу: к кобелю не лезь! Скорая сюда не приедет, а в аптечке бинтов не хватит.
Я сидела, как на шиле! Лежит собакен, а с ним никто не дружит. Даже не понятно, а кто хозяин собаки? Из той компании никто не встал, чтоб накормить пса вечером. Так, небрежно кидали кости.
Расползлись по местам, когда уже светало. Показалось, что прошла минута, когда от соседей раздался истошный вопль:
─ Пашка тонет!
Дурака понесло, без страховки, окунуться с похмелья! Пока мы очухивались и собирались спасать недоумка, за ним уже плыл спасатель: угрюмый пёс по кличке Угрюм!
Кто знает, что такое горная река, зажатая между скалами? И как спасти человека, решившего, что ему всё можно? Мы думали! А Угрюм, налетая на камни, захлёбываясь в воде, не думал ─ он пытался спасти.
Мы бежали по берегу, но Угрюм нас опередил. На излучине он поймал Пашку и вытолкнул его на берег. Но, видимо, густая намокшая шерсть и усталость не дали Угрюму шанса выбраться на берег. Река унесла его с собой!
Когда все успокоились, а Пашку привели в человеческий вид, оказалось, что Угрюм ─ собака Жоры. Нашёлся-таки хозяин! Мы его
