Кавказская слава России. Время героев - Владимир Александрович Соболь
Тряпочку Сергей развернул на плоском, горизонтально расположенном камне, достаточно широком, чтобы удержать на себе весь малый запас беглеца. Отломил от куста веточку, вычистил ее в прутик и тщательно разделил куски и крошки на три равные части. Одну съест он сейчас, другую – завтра, третья, если все пойдет хорошо, не понадобится ему вовсе.
Медленно и аккуратно, маленькими порциями он принялся класть в рот кусочки, усилием воли принуждая себя не глотать их поспешно, но размачивать своей же слюной, а после жевать, жевать, жевать, пока последняя крошка не проваливалась вдруг в горло, словно сама собой. Покончив с едой, завернул тряпицу, сунул на прежнее место и встал.
За дни, проведенные на воле, он ослаб еще больше, так что спуск дался ему куда труднее подъема. Несколько раз он срывался и летел кубарем вниз; один раз чуть серьезно не расшиб голову о торчащий валун. После этого падения долго не мог подняться, лежал в неудобной позе, вытянув ноги по склону вверх. Но только начал вставать, как простое соображение пришло ему в голову. До того простое и ясное, что он уже не мог взять в толк, как он не сумел додуматься до этого раньше. Палкой своей опираться нужно было на склон выше себя, но не ниже. Только тогда он получал дополнительную и надежную точку опоры. Кое-как собравшись и утвердившись рядом с кривой невысокой березой, он проверил – на месте ли, за пазухой, остались его припасы, а затем, оторвав от ствола левую руку, обеими ладонями ухватил посох, воткнул его в землю и словно повис на свободном конце. Усмехнулся, покрутил головой, сетуя на свою недогадливость, и начал спускаться дальше.
По пути он вспугнул двух птиц, кажется, фазанов. Они взвились вертикально вверх, с треском и клекотом, и Новицкий провожал их глазами, жалея, ох как жалея, что нет с ним ружья, к которому он уже успел привыкнуть за те годы, что жил на Кавказе. Он был не слишком хороший стрелок, особенно в сравнении с Атарщиковым, но все-таки мог рассчитывать на удачную охоту, стреляя даже по улетающей птице. Но винтовка его, как и другое оружие, осталась лежать под надежной охраной одноглазого Зелимхана. Сергей вздохнул и продолжил спуск. И только спустя какое-то время он вдруг сообразил, что птицы могли стронуться и с гнезда. А тогда где-то в кустарнике его ожидала кладка из четырех-пяти пятнистых яиц. Он проклял себя за тупость, но момент, понимал, уже был упущен. И подниматься вверх было бы сложно, и место он не сумел заметить наверное, а главное – никто не знал точно: ждала ли его там добыча.
Весенний лес полнился звуками – птичьими трелями, шорохом мелкого зверя, шелестом редких еще листьев над головой. Ручеек узкой струйкой стекал прямо вниз, бойко перепрыгивал камни, подныривал под рухнувшие стволы, бежал, журчал, подговаривал Сергея пуститься вперегонки – кто скорее доберется до дна ущелья. Новицкий же еще более осторожничал, не желая вдруг подвернуть ногу, когда до русских постов оставалось, возможно, не более дня пути.
Между тем склон выполаживался. Сергей уже не пробирался, не сползал, не двигался приставными шагами, а шел, правда, еще развернувшись боком к склону, закладывая зигзаги, но с каждым поворотом все больше приближаясь к линии, по которой сваливался вниз журчавший рядом ручей.
Наконец, он добрался до дна и тут уже пошел за весело бормотавшим спутником. Скоро выбрел к опушке, раздвинул ветки и огляделся. Ущелье, в которое он спустился, склонялось к северу, самую малость забирая к востоку. Дальний склон его был столь же крут, как и тот, по которому он спустился, но выглядел еще более грозным, оттого, может быть, что больше там выглядывали голые, отвесные скалы. Шириной долина была не больше трети версты; топкое, черное, неприятное место, едва покрытое зеленой щетинкой проклюнувшейся травы. Но ровно посередине ее блестела на солнце прямая лента уже не ручья, но речки. Впадавшей, скорей всего, даже еще не в Сунжу, а в один из ее притоков. Но все равно – она показывала беглецу ровный надежный путь к недалекому уже избавлению.
Только сейчас Новицкий почувствовал, как он устал, как голоден, как ноют мышцы спины, рук, бедер, как горят натруженные долгой дорогой ступни. Он опустился на землю, закусив губу, чтобы не застонать, и медленно стянул остатки чувяков – когда-то прочной, хорошей обуви, а теперь жалких лохмотьев кожи, едва прикрывающей его собственную. Вид своих ног его опечалил. Сколько он мог рассчитывать брести на таких подпорках – час? Два? Ему же необходим был запас часов на двенадцать.
Ниже по течению Сергей углядел уютное место: два дерева подобрались к самому берегу, да, кажется, еще задержали между корней песок, смешанный с мелкой галькой. Новицкий огляделся и побрел, не спеша переставляя ноги, вытягивая ступни по очереди из топкой почвы. Где-то впереди скользнула в траве змея, нырнула и поплыла на тот берег, высоко держа над водой бурую голову. Скоро и Новицкий добрался до облюбованного им места и поспешил скорее опустить ноги в проточную воду. Струя настолько была холодна, что Сергей не выдержал, опрокинулся на спину и заболтал ногами в воздухе, разбрасывая по сторонам крупные капли. Но устыдился собственного ребячества, сел и снова окунул ступни, на этот раз уже придавив руками колени, чтобы не поддаться соблазну.
К его удивлению, через несколько минут холод уже не ощущался как враг, напротив, он словно заморозил изнывающую от напряжения кожу. Солнце сдвинулось к верху ущелья, вполне освободившись от туч, и изливало вниз ровное спокойное тепло, совсем не похожее на бешеную жару летнего полдня. Новицкий подумал, снял верхнее платье, сорвал ошметки рубахи и, также сидя, принялся поливать себя пригоршнями. Закончив, обтерся лохмотьями, но одеваться сразу не стал, желая отдохнуть как можно дольше от пропотевшей, продымленной, прокопченной одежды. Он сидел, смотрел бездумно прямо перед собой и непонятно чему улыбался. Потом странный звук за спиной, словно бы фырканье, заставил его очнуться. «Волк», – подумал без
