Мара, дочь Нила - Элоиз Джарвис Мак-Гроу

— Оставь! — выдохнул Джедет, сам схватив горсть-другую и сунув их в корзину. — Оставь остальное! Иди!

Шефту прощупал еще раз, сгреб целое состояние в складку своего плаща и оставил другое там, где оно лежало, когда, шатаясь, поднялся на ноги. Они бежали дальше, мимо груды разобранных колесниц и огромных лож, прочь от таинственных нарисованных слуг на стенах, через коридор, за темный поворот… Мрак внезапно сгустился, навис над ними, как чудовище. Шефту остановился, не в силах разглядеть проход у своих ног. Все взгляды устремились к факелу, как раз в тот миг, когда последнее пламя затрепетало и погасло. Красный уголек еще мгновение тлел, наливаясь багрянцем, пока клубящаяся тьма смыкалась вокруг, а затем умер.

Их поглотила чернота.

Глава 19

Роковая ошибка

Большая общая зала таверны «Сокол» пылала светом и гудела от обычного лязга посуды и разговоров. Хотя было уже далеко за полночь, Ашор все еще ковылял туда-сюда с блюдами рагу и кружками кедского пива, а шары жонглера плели сверкающий узор в воздухе перед одним из самых больших и шумных закутков.

Мара сидела одна в кабинке в дальнем углу, медленно вертя кольцо, что насмешливо подмигивало ей с пальца. Чаша с вином стояла нетронутой на низком столике перед ней; оно выдохлось, и на его поверхности собрались пылинки. Она ждала Шефту с седьмой отметки — пять долгих часов.

Пламя факелов качнулось от порыва воздуха, и она быстро вскочила, взглянув в сторону входа. Но там, в третий раз за столько же часов, появился лишь Неконх. Она снова опустилась на циновку, когда он, переваливаясь, пересек залу и направился к ней.

— Его так и не видать, полагаю? — буркнул он, тяжело опустившись у входа в ее кабинку. Она покачала головой, и он устало провел рукой по щетинистому подбородку и вверх, под парик. — Клянусь Амоном, я уже на пределе. Он должен был вернуться к…

— Неконх, он не вернется! Что-то случилось. Сомневаюсь, что мы когда-нибудь узнаем, что, но что-то пошло не так.

— Хочешь сказать, сдаешься?

— Я подожду еще немного, но это безумие. Ты и сам это знаешь.

Неконх поправил парик и нахмурился, глядя на нее сверху вниз.

— Может, и знаю, но он велел мне быть наготове к отплытию сегодня ночью, а ночь еще не кончилась. Бьюсь об заклад, и он тоже. Я еще не видел ловушки, из которой Сашай не смог бы вывернуться, так или иначе…

— Неконх, ты знаешь, где он на этот раз?

Капитан с беспокойством покачал головой.

— Нет, он мне не все рассказывает, дева. Полагаю, это опасно.

— Да. Это опасно. Он был десять тысяч раз дураком, что пошел на такое, вот насколько это опасно!

— Эх, ну, не смотри так, крошка. Может, еще все обойдется… — Рассеянно похлопав ее по плечу, Неконх взглянул в сторону двери. — Мне лучше возвращаться. Если он придет, а меня там не будет, чтобы принять тот груз…

Он поспешил прочь, его большие плечи поникли. Пламя факелов снова качнулось, когда он вышел.

Мара сидела, ее ноги затекли и онемели, вертя в чаше запылившееся вино. Наконец и она поднялась, нащупала свои брошенные сандалии и надела их. Затем она накинула плащ и медленно побрела через залу. Когда она проходила мимо жаровни, тонкие, сильные пальцы Мифтахьи схватили ее за руку.

— Где он? — яростно прошептала старуха. — Ты ведь знаешь, не так ли? Почему он так опаздывает?

— Госпожа, я не могу рассказать все, что знаю. Но только он знает, что его задерживает.

— Ты могла бы дать мне хоть какой-то намек, если бы захотела! Одно слово о том, когда он будет здесь…

— Я же сказала, я не знаю! — Мара вырвалась. — Может, он никогда не будет здесь! Может…

Что-то в лице Мифтахьи оборвало ее на полуслове — странная морщинка. Она вдруг поняла, что глаза старухи были стеклянными от слез. Мара прикусила губу и, подойдя ближе, коснулась напряженного плеча.

— Госпожа, мое сердце с вашим. Я бы утешила вас, если бы могла.

Неожиданное сочувствие было почти слишком для Мифтахьи; она прижала костлявую руку к губам, наполовину отвернувшись. На мгновение, мучительное для них обеих, она явно боролась, чтобы взять себя в руки. Затем ее рука соскользнула со рта вниз, к ее странному ожерелью из ракушек, и ее лицо застыло в своей обычной сетке морщин.

— Мы не сдадимся, Голубоглазая. Он… придет.

— Да, он придет. — Ложь горчила на языке Мары. Резко повернувшись, она пошла дальше через залу.

Двор все так же был пуст, если не считать лунного света, да и тот казался тусклым и безжизненным. Мара мгновение постояла на пороге, за ее спиной чадил факел, затем вернулась в таверну. Она закажет тарелку рагу, и если он не придет к тому времени, как она поест…

«Дура! — сердито сказала она себе, снова усаживаясь в своей кабинке. — Зачем ты все еще надеешься? Он пропал. Ты даже никогда не узнаешь, что случилось».

Она не могла есть еду, которую принес Ашор, так же, как не могла ответить на тревожный, невысказанный вопрос в его глазах. Она сидела, ковыряя большие куски мяса. Теперь уже было неважно, что она скажет своему хозяину. Она расскажет ему все. Без Шефту царь был обречен, никто другой не смог бы… О, матерь истины, зачем она вообще его встретила? На мгновение ей захотелось повернуть время вспять, отменить все, даже вернуться к гладильным утюгам и привычному ворчанию Теты.

Она швырнула ложку, затем напряглась, когда на нее упала тень. Жонглер Сахуре стоял в проходе кабинки, криво улыбаясь. Три позолоченных шара вкрадчиво кружились над его рукой.

— Живи вечно, Лик Лилии, — приветствовал он ее. — Ты сегодня долго одна. Где наш друг Сашай?

— Не знаю. Ступай прочь! — Мара взяла ложку и принялась есть.

— Странно, — промурлыкал Сахуре. — Часто он приходит сюда, когда тебя нет, но никогда прежде я не видел тебя без него.

Мара испепелила его взглядом, но хранила упрямое молчание.

— Дева-загадка, — мечтательно продолжал жонглер. — Невидимая для бедных смертных, кроме как в часы тьмы, в этом единственном месте. Где же ты скрываешься днем, Око Бирюзы, что сердце мое ни разу не возрадовалось твоему лику ни на рыночной площади, ни на виллах