Рюриковичи. История первой династии - Марина Михайловна Бандиленко
8 ноября 1552 года в Грановитой палате Кремля царь торжественно отпраздновал победу. Вместе с ним ликовала вся страна. Впервые Россия не защищалась от татар, но сама завоевала их. Казанское взятие было общей победой, национальной гордостью, объединившей все русское общество от бояр до крестьян.
После разгрома Казанского ханства его территория – все Среднее Поволжье, около 700 тысяч квадратных километров – вошла в состав Русского государства. В январе 1555 года послы от сибирского хана попросили московского царя взять их землю под свою защиту, обещая выплачивать дань соболями. В 1556 году без особых трудов было присоединено Астраханское ханство, и вся Волга – одна из крупнейших в мире торговых артерий – оказалось под русским контролем. К России присоединились Нижнее Поволжье и степи от Дона до Терека, русское влияние распространилась на Северном Кавказе.
Это было время невероятного расцвета, могущества и величия Русского государства, время порядка и изобилия. Отлаженная система управления, власть закона, экономическое процветание, взлет культуры, военная мощь… Строились великолепные храмы, началось книгопечатание, составлялся всеобъемлющий Лицевой летописный свод… Иностранные дипломаты и купцы, с опаской приехавшие в Россию, – не прошло и 20 лет, как из Москвы от «великого насилия» бояр, «мятежа и безгосударьства» бежал итальянский зодчий Петр Фрязин, – с трудом верили своим глазам, столь разительны были перемены…
Ричард Ченслор, английский мореплаватель:
«Князь Иоанн – повелитель и царь над многими странами, и его могущество изумительно велико…»
Марко Фоскарино, венецианский дипломат:
«…император Иван Васильевич красив собою, очень умен и великодушен. Исключительными качествами своей души, любовью к подданным и великими делами он превосходит всех других государей. Император с величайшей справедливостью управляет всем государством… с царским величием он соединяет приветливость и человечность».
Образованный, благочестивый, артистически одаренный, он очень любил духовную музыку и сам сочинял произведения для церковного хора; Иван IV находился в расцвете сил и был совершенно счастлив…
Но в марте 1553 года царь серьезно заболел. Вскоре стало очевидно, что надежды на выздоровление нет. Сознание мутилось, он все чаще впадал в горячечный бред, переставал узнавать близких. Иван знал, что умирает. Он завещал трон сыну Димитрию, но тому было всего полгода. Родной брат Юрий был тяжело болен, возможно, слабоумен и претендовать на престол не мог. Зато имелся двоюродный брат, князь Владимир Старицкий, и он был вполне способен оттеснить маленького Димитрия от престола.
Царь велел привести бояр и князя Старицкого к присяге младенцу-царевичу. Но согласились не все. Протопоп Сильвестр и Алексей Адашев – его ближайшие друзья, которым он верил беззаветно, – отказались присягать его сыну. Они прекрасно понимали, что возведение на престол грудного младенца будет означать откат во времена боярского правления и всеобщего упадка. Но Иван счел, что они его предали. На границе жизни и смерти он обрел, как ему казалось, истинное зрение. Все происходящее виделось ему в другом свете, и этот свет был так ярок, что выжигал и рассудок, и сердце…
…Однажды царь проснулся. Было утро. Он словно воскрес из мертвых. Теперь, почти побывав на том свете, Иван знал: ему предстоит трудный путь, и на этом пути он абсолютно одинок. Ни друзей, ни помощников, ни даже слуг – только враги. Это было больно, словно саднило обожженное сердце. Едва встав на ноги, царь немедленно отправился на богомолье в дальний Кириллов монастырь. Ему надо было разобраться во всем и все понять. Он был уверен: Господь оставил его в живых, потому что его миссия еще не выполнена.
С собой Иван взял жену и сына, потому что не мог доверить их никому. Его убеждали не везти в такое тяжелое путешествие жену и маленького ребенка, но он не послушал. Поездка окончилась трагически: на обратном пути младенец Дмитрий выпал в воду из рук няньки, спускавшейся по сходням с корабля, и спасти его не успели.
Спустя год родился сын Иван, еще через три года – Федор. Жизнь продолжалась. Внешне все оставалось по-прежнему. Только между царем и его ближайшими советниками появилась трещина, и она неуклонно расширялась, сочась горечью недоверия. В каждом их слове и в каждом действии Иван видел сопротивление и злой умысел. Его подозрения усилились, когда участники Избранной рады осмелились возражать против его военных планов. Они считали, что воевать надо с Крымским ханством, которое создавало множество проблем на южных границах. А Иван намеревался начать войну на западе, в Прибалтике, против Ливонии.
Ливонская конфедерация представляла собой объединение нескольких епископств на прибалтийских землях (территория современных Латвии и Эстонии) и находилась в состоянии глубокого упадка. Военное могущество ордена ливонских рыцарей осталось в прошлом. Однако орден вел последовательно антироссийскую политику: перекрывал торговые пути, не пропускал приглашенных русских царем специалистов, стремился любыми способами распространять католицизм.
Для Ивана Ливонский орден был как трухлявый пень: сильно мешает на дороге, а толкни посильнее – и рассыплется. Для Избранной рады – возможный источник больших международных проблем. Но царь настоял на своем. За первые же годы Ливонской войн были одержаны подряд несколько блистательных побед: взяты Юрьев, Нарва, Дерпт, захвачены огромные земли в Прибалтике. Иван Васильевич пребывал в упоении от своих успехов. Он оказался прав. Как всегда.
Однако участники Избранной рады убеждали царя прекратить эту войну, пока не поздно. В Ливонии уже начались первые неудачи. Но Иван не желал ничего слушать. Он не верил соратникам. Более того, он подозревал их в измене. Алексея Адашева, опытного политика и умелого дипломата, царь отослал в Ливонию, в Юрьев, с глаз долой, не дав ему никакой должности. Священник Сильвестр попытался было вразумить царя, и ему пришлось отправиться в дальний Кирилло-Белозерский монастырь и принять там постриг. Опалы удалось избежать пока только князю Курбскому.
Андрей Курбский, «История о великом князе Московском»:
«Царь позвал меня в спальню и говорил со мной любовно и милостиво. "Принужден был, – сказал он, – получив известие от моих воевод, либо самому идти против лифляндцев, либо тебя, моего любимого, послать, чтобы охрабрилось мое воинство. Бог поможет тебе, иди и послужи мне верно"».
В середине лета 1560 года тяжело заболела царица Анастасия. Она прихварывала еще с Кирилловского богомолья, очередные роды еще больше подорвали ее здоровье. Или же причиной болезни стал чей-то злой умысел? Прежние соратники, кажется, слишком промедлили, когда следовало обеспечить царице медицинскую помощь… Больно было видеть, как мучается Анастасия. Ее лицо стало восковым, неузнаваемым. Погасли глаза-вишни. Он не хотел верить, но с тоской и ужасом понимал: отлетала его голубица, истаивала единственная опора, оставляла одного на этом свете.
…На похоронах Анастасии Иван рыдал так, что не
