Орловский и ВЧК - Владимир Черкасов-Георгиевский
— Очень уместно, Костя, что ты в курсе флотских дел, так сведущ. Мне надо тебя кое о чем расспросить.
Мурашов закурил, положил ногу на ногу:
— Пожалуйста. В связи с некоторыми обстоятельствами я действительно вращался в среде моряков. Знаешь, как эта каша началась в Кронштадте?
— Откуда же? Я москвич, и долгое время не виделся ни с кем из наших. А недавно пал смертью храбрых у нас на Сухаревке в перестрелке с чекистами Иван Иванович Морев. Он был в Белом Деле. И теперь я встал на его место в строй.
Лейб-гренадер Мурашов загасил папиросу, поднялся, расправил богатырские плечи и трижды перекрестился за упокой души капитана. Потом достал из шкапчика бутылку водки и стаканы, стал собирать на стол закуску.
— На меня не рассчитывай, — заметил Алексей, — теперь в рот не беру.
— И за помин господина капитана не выпьешь?
— Именно Ивану Ивановичу в небесных обителях будет гораздо приятнее, ежели я не выпью ни по какому поводу.
Великан-поручик одним движением вышиб бутылочную пробку, плеснул себе в стакан, произнес:
— За упокой души в селениях праведных его высокоблагородия гвардии капитана Морева, верного долгу лейб-гренадера.
Он выпил, понюхал корочку хлеба, снова зажег папиросу и веско сказал:
— Очень рад, что ты мне доверяешь. Я ведь тоже не случайно здесь живу под чужой фамилией. Так вот, Алеша, Кронштадт со своими тюрьмами и казармами предназначен был стать центром боевого большевизма. С первого февральского потрясения разнузданные солдаты, портовые и арсенальные рабочие завладели морскими передовыми постами Петрограда с его портами, броненосцами, мастерскими, доками и батареями. И как всегда, первой их заботой было дело самой неумолимой мести. Около двухсот морских офицеров было заключено в тюрьмы с просачивающейся сыростью, всегда темные, с крысами. Девяносто пять процентов узников — без намека на какую-нибудь причину ареста.
— Можно представить себе, как тешилась над ними матросня.
— Мы с тобой, пехотинцы, не можем вообразить себе краснопузой матросской ненависти. В кронштадтских темницах самым низким образом выместили злобу над превосходством золотых погон. Безостановочно эта сволочь врывалась к своим бывшим начальникам в камеры и командовала: «Смирно!» То и дело водили офицеров на подобие смертной казни. Заставляли исполнять самые отвратительные работы под насмешками сторожей. Некоторые кончили самоубийством. И верно поступили, потому что в таких процессах, как адмирала Щастного, и в нынешнем терроре уже достреливают бывших офицеров императорского флота, этот цвет русского дворянства.
Алексей решил рискнуть:
— Буду с тобой, Костя, откровенен до конца. Мне нужно разыскать бывшего флотского офицера Андрея Петровича Знаменского. Не слышал ли ты о нем?
Мурашов отвел глаза, было понятно, что он знает о том или о чем-то, связанном с этим человеком. Буравлев хорошо знал поручика, его манеру сдерживаться, если Константин не хотел кого-то подвести, выдать чужую тайну. Впервые однополчане оказались в положении, когда надо было друг друга словно снова проверять на присягу Вере, Царю и Отечеству.
Как задавший вопрос, Буравлев пришел к приятелю на помощь:
Ну, хорошо, не будем об этом. Я счел своим долгом тебе доложить, на какой я встал путь. А ты волен не обозначать твою позицию и все с ней связанное.
Встал хозяин, прошелся по тесной для его фигуры комнатке, стал задумчиво излагать:
— Отчего же, Алеша? Да ты уже должен и так понять, что не симпатизирую я советским даже во имя патриотизма, который демонстрировали Щастный и подобные ему офицеры. Указал я тебе и на то, что не случайно живу по новому адресу под другой фамилией… И все же пока окончательно давай не будем об этом. Ты в Питере человек новый, в подпольные дела вошел, очевидно, вот-вот. Осмотрись, покажи себя в чем-то. Можешь доложить своему руководству о встрече со мной.
— Спаси Господи, поручик, — сердечно произнес Алексей, тоже вставая, беря казакин и шапку.
Он надел их и протянул на прощание руку Мурашову. Тот ответно сдавил ее едва ли не с треском, приглашая:
— Непременно заходи снова, как освоишься в городе.
Когда Буравлев взялся за ручку двери, Костя вдруг выпалил:
— Алеша, бывший капитан второго ранга Андрей Знаменский служит у красных в Морском генштабе.
Поручик Буравлев обернулся, с признательностью поклонился и вышел.
Орловский немедленно получил сведения от лейб-гренадера. После этого резидент встретился с Могелем на конспиративной квартире и рассказал Самуилу Ефимовичу новости. Они были нужны тому для разговора о загадочном комиссаре Гольгинере с перекупщиком чекистской добычи от его начальника Целлера спекулянтом Михаилом Иосифовичем Ахановским.
* * *
Дельцы ужинали в коммерческом кабачке «Шкипер» на Большой Морской улице. Могель, дождавшись, когда Ахановского от коньяка немного развезет, затронул нужную тему:
— Дорогой Михаил Иосифович, а что вы мне подскажете о партии вещей с императорской яхты «Штандарт»?
Ахановский, потерев ладонью массивный лысый череп, вздернул к нему брови с морщинами на лбу и воскликнул:
— Что вы говорите? Неужели со «Штандарта»? Кто же сумел их оттуда взять?
Могель рассмеялся.
— Ну что вы, как в Одессе — на вопрос отвечаете вопросом? Речь идет о том, как это продать. Вещи коллекционные: декоративные рыцарские доспехи — серебро со сталью, а также холодное оружие.
— Можете быть уверены, что получите хорошую цену, Самуил Ефимович! Только отдайте товар в мои руки.
— Договорились. Но как компаньон помогите по мелочи и мне. — Не забывал подливать коньяка собеседнику Могель. — Вы с самого начала мудро поставили вопрос, кто взял вещи с яхты? Еще не взяли, но готовы на изъятие. Это члены бывшей матросской команды «Штандарта», которые сейчас состоят в партии и охраняют побережье. А все же для полной официальности для них лучше разжиться каким бы ни было мандатом от военно-морского начальства, например, на досмотр «Штандарта» по какой-то причине. Ну, вы знаете, как сейчас выправляются такие бумаги для видимости.
Ахановский проглотил из рюмки, задумался и сказал:
— У меня есть человек аж на самой Гороховой, — упомянул он, видимо, Целлера. — Однако не будем его беспокоить по пустякам. От него занимается в Морском генштабе по их делам комиссар по фамилии Гольгинер…
— О, — чуть не подпрыгнул от такого совпадения Могель, сразу начавший врать, — какая знакомая фамилия! Я знал в царском Питере превосходного купца Гольгинера, работавшего с лучшими английскими фирмами.
Ахановский покивал бильярдным шаром своей головы,
