Вымирающие виды - Жаклин Мюррей

— Ты хочешь знать, было ли лучше. Я понимаю, Шанадар. Есть утешение в том, когда решения принимает кто-то другой, когда эта тяжесть лежит на чужих плечах. Потому ты и не хочешь быть Альфой. Ответственность пугает. Но что, если бы тебе не позволяли гоняться за птицами или велели бы целыми днями учиться целительству?

Лицо Джуна побледнело, на лбу выступил пот.

— Ты захотел бы уйти, но не смог бы, потому что повседневные дела не были бы одним из многих решений, которые ты принимаешь сам. Вот как это было.

Он вытер влажный лоб тыльной стороной ладони.

— Что я могу сделать?

— Спасти одну из твоего рода, которая готова стать Альфой, чтобы она могла спасти нас.

К глазам Джуна подступили слезы. Он никогда не делал ничего важного.

— Я разочарую тебя. Я не воин. Я мечтатель. Меня все отвлекает, и я никому не нравлюсь.

— Именно поэтому ты и есть тот, кто нужен. Мы с Люси потратили вечность на поиски подходящего существа. Тебе любопытно все, ты не терпишь бессмысленной власти и по своей природе независим. Лучше тебя не найти.

Помолчав, она добавила:

— Решение простое. Инстинкт отверг бы то, о чем я прошу...

Он рассеянно кивнул, а затем повернулся к Ксосе.

— Но моя свободная воля рукоплещет этому. К тому же, у меня все равно нет других планов.

Пока они шли, она рассказывала о пути, который ему предстоит, об одиночестве почти без связи со своим родом, о риске, о том, что ему придется принимать решения без чьих-либо советов, и о том, что он, возможно, никогда больше не увидит родных земель.

Они дошли до старого дерева, под которым Джун прятался до прихода Ксосы. Она усадила его у ствола и сложила руки на коленях.

— Твоя задача проста. Спаси Ю'унг. Проводи ее к новому дому ее племени. Теперь твоя очередь. У тебя есть вопросы.

— Есть, много, но больше всего мне любопытно, почему ты зовешь меня Шанадаром?

— Это твое имя. Твой клан зовет тебя Джуном, потому что не знает твоего настоящего. Следующий?

Джун потер лодыжку.

— А если я потерплю неудачу?

Она склонила голову набок.

— Шанадар. Будущее твоего рода зависит от твоего успеха. Неудача — не вариант.

Неудача — не вариант.

— Я не подведу тебя, Ксоса.

— Я знаю, что не подведешь, иначе я бы не откликнулась на твой зов.

— Мой зов?

— Я нашла тебя, потому что ты просил о помощи.

Он резко повернулся к ней.

— Я? — Он хотел было возразить, но Ксоса уже встала, собираясь уходить.

Джун расправил плечи и выпятил грудь.

— Когда мне начинать?

На ее лбу пролегли морщины.

— Положение Ю'унг с каждым днем становится все отчаяннее, но ты не можешь отправиться в путь, пока не окрепнешь достаточно для путешествия. — Она провела рукой по его ноге до толстой припарки на лодыжке. — Пока лечишься, точи свои орудия и оружие. Чини одежду. Упражняйся в охоте, целительстве и выслеживании. Готовься к самому долгому походу в твоей жизни.

— Ты упоминала помощников?

— Ты встретишь их в нужное время. — Она отмахнулась. — Мы еще поговорим в твоих снах, Шанадар, но в следующий раз мы встретимся в день твоего ухода.

— Как мне связаться с тобой?

— Используй это, — и она сунула ему в руку гладкую кость длиной с его предплечье.

Его пальцы сомкнулись на ней.

— Что... — но Ксоса уже ускользнула.

Глава 3

— Проснись, Джун!

Голова раскалывалась, будто что-то рвалось изнутри. Глаза отказывались открываться, а потом все же приоткрылись узкой щелочкой.

С трудом ворочая языком от слабости, он пробормотал:

— Кто это сказал?

Никто не ответил. Джун попытался крикнуть тому, кто вонзил ему иглы в глаза, но к горлу подкатила желчь. Перевернувшись, он изверг рвоту, а затем приподнялся, чтобы посмотреть, почему Белка грызет его ногу.

Но вместо пушистого зверька он увидел ком листьев размером с икру, обмотанный вокруг его лодыжки. В памяти всплывали обрывки: Змея, лужи крови, ползущий по тропе, целительница-Примитив...

Он коснулся повязки из листьев, и она хлюпнула.

Я не мог сделать такую припарку. У меня нет ничего из того, что для нее нужно. Неужели та Примитив спасла мне жизнь?

Он тряхнул головой. Новые воспоминания щекотали мозг: вспышки образов, обрывки звуков, стройная самка в грубой шкуре, достающая корни и сок из мешка на шее.

Он снова тряхнул головой и огляделся. На земле играли солнечные пятна. Насекомые недовольно стрекотали, потревоженные в своих делах. У тропы лежало гнилое бревно, размякшее от сырости и покрытое пятнами мха.

Это Оленья тропа. Почему здесь нет охотников?

Запах Дикого Вепря и помета был дразняще близко. Слишком близко.

— Кор? Ниаг? — крикнул он. Как новые взрослые, они, скорее всего, заметили бы его отсутствие, но не ответили. — Ксоса? — позвал он, чуть тише.

По-прежнему тишина.

Если здесь никого нет, что меня разбудило?

Он напрягся, пытаясь уловить хоть какие-то знаки, но ничего не было.

Он застонал.

— Мне все приснилось, как всегда. — Хотя это не объясняло его лодыжку. Мать спросит, кто ее лечил, а у него не будет ответа.

Джун пошарил ладонью, пока не нашел ровное место, и оттолкнулся, пытаясь встать. Ладонь влипла во что-то липкое, склизкое, и он резко отдернул руку. В нос ударил смрад внутренностей и плоти.

— Это твоя голова, Змея? Как я мог лишить тебя жизни, если ты меня укусила? — Гордость распирала его. Неужели я убил змею, будучи почти мертвым? Или это была Ксоса?

Желудок снова свело, и его вырвало. В груди заколотилась тревога, гулкая, словно кто-то стучал по дуплистому дереву.

Мать сможет меня исцелить, если я до нее доберусь.

Он вскарабкался по стволу дерева, впиваясь ногтями в грубую кору. Он почти встал, но тут же рухнул, когда ногу обожгло огнем. Он пожевал корень от боли, который всегда носили с собой охотники, чтобы притупить муку в натруженных телах.

Вскоре глубокая боль утихла до тупого пульса. Он подтянулся, оперся на дерево, чтобы перевести дух, а затем расставил ноги, заняв как можно более устойчивую позу, и понадеялся, что не упадет. Струя мочи была чистой и желтой, без крови.

Яд Змеи вышел, но чувствую я себя хуже, чем это выглядит.

Шанадар разжал стиснутые кулаки, пытаясь расслабиться,