Охотники на мамонтов - Джин Мари Ауэл

– Клан… Я не знала, что они могут так говорить, даже не представляла, что можно так много сказать с помощью ручных знаков… И мне еще не приходилось видеть Ридага таким счастливым… – Женщина нерешительно умолкла, и Эйла почувствовала, что та хочет сказать еще что-то важное, но не знает, как лучше выразиться. Она молча ждала, давая Неззи возможность собраться с мыслями. – Я удивилась, что ты так быстро приняла его, – продолжала Неззи. – Некоторые люди вообще отказываются признавать его за человека, а большинство просто чувствуют себя неловко рядом с ним. А ты отнеслась к нему так, словно давно знаешь его.

Изучающе глядя на старшую женщину, Эйла медлила с ответной репликой, не уверенная в том, стоит ли рассказывать сейчас о своем прошлом. Наконец, приняв решение, она сказала:

– Когда-то я знала ребенка, похожего на него… моего сына. Моего сына Дарка.

– Твоего сына! – Неззи была потрясена, но Эйла не заметила в ее голосе и тени того отвращения, которое было столь очевидным в голосе Фребека, когда он прошлым вечером высказывался о плоскоголовых и о Ридаге. – У тебя был смешанный сын? Где же он? Что с ним случилось?

Лицо Эйлы помрачнело, в глазах вспыхнула затаенная боль. Живя одна в своей долине, она старалась как можно реже думать о сыне, глубоко запрятав эти воспоминания на самое дно своей памяти, но вид Ридага разбередил ее душу. А вопросы Неззи застали ее врасплох и вытолкнули эти горькие воспоминания и чувства на поверхность, и сейчас Эйла была вынуждена противостоять им.

Неззи, как все мамутои, отличалась прямотой и откровенностью и не могла удержаться от вопросов, если что-то вдруг искренне заинтересовало ее. Однако при этом она не была лишена чуткости.

– Извини меня, Эйла. Мне следовало подумать, прежде чем…

– Не волнуйся, Неззи, – сказала Эйла, стараясь сдержать слезы. – Я понимать, что у тебя будут вопросы, когда сказать о сыне. Это… очень больно… вспоминать о Дарке.

– Может быть, ты не хочешь говорить о нем?

– Когда-нибудь надо рассказать об этом. – Эйла помолчала и начала свою историю: – Дарк живет в клане. У меня была мать Иза, как ты для Ридага. Когда она умирать, то говорить мне, чтобы я шла на север искать мое племя. Уйти из клана и найти Других. Тогда Дарк был еще младенец. Я не ушла. Потом, когда Дарку быть три года, Бруд заставил меня уйти. Я не знать, где жить Другие. Я не знать, куда мне идти, и я не могла взять Дарка. Я отдала его Убе… моей сестре. Она любить Дарка и заботиться о нем. Теперь он – ее сын.

Эйла умолкла, Неззи тоже молчала, не зная, что сказать. В голове ее крутилось множество вопросов, но она видела, с какой болью эта молодая женщина говорит о любимом сыне, которого ей пришлось покинуть, и не хотела усугублять ее страдания. Однако Эйла продолжила рассказ по собственному почину.

– Уже три года я не видеть Дарка. Он расти большой… Ему сейчас уже шесть лет. Может быть, как Ридагу…

Неззи кивнула:

– Да, Ридагу еще не исполнилось семи лет.

Эйла помолчала, казалось погрузившись в раздумья. Затем сказала:

– Ридаг напомнить мне Дарка, но они разные. Глаза у Дарка – такие же, как у членов клана, а рот – как у меня… – Она усмехнулась. – Нет, надо сказать по-другому. Дарк умеет произносить слова, может разговаривать, а люди клана – не могут. Лучше бы Ридаг говорить, а он не может. И Дарк – сильный, здоровый. – Взгляд Эйлы стал отсутствующим. – Он бегать быстро. Он стать лучший бегун… Будет Удалец, как говорить Джондалар. – Когда она вновь осмысленно посмотрела на Неззи, глаза ее были полны печали. – Ридаг – слабый с рождения… У него слабое?.. – Она прижала руку к груди, не зная нужного слова.

– Да, иногда у него болезненное дыхание, – сказала Неззи.

– Нет, болезнь – не дыхание. Болезнь – кровь… нет… не сама кровь… бум-бум-бум… – сказала она, постукивая кулаком по левой части груди. Эйла вновь расстроенно умолкла, не зная слова.

– Ты хочешь сказать «сердце», – поняла наконец Неззи. – Так и Мамут говорит. У мальчика слабое сердце. Но как ты узнала?..

– Иза знала болезни, она была целительницей. Самой лучшей целительницей клана. Она учила меня как дочь. Я стать целительницей.

«Джондалар говорил, что Эйла – целительница», – вспомнила Неззи. Она тогда еще удивилась, что плоскоголовые думают о лечении болезней, она также не представляла, что они могут говорить. Но, с детства зная Ридага, Неззи понимала, что он – не глупое животное, как считало большинство людей, хотя и не может внятно говорить, как все дети. «Эйла, конечно, не Мамут, – подумала Неззи, – но, может быть, не обязательно быть шаманом, чтобы разбираться в болезнях?»

На землю перед ними легла чья-то тень, и обе женщины удивленно подняли глаза. Увлеченные разговором, женщины не заметили приближения подростка.

– Эйла, Мамут велел мне спросить, не хочешь ли ты прийти побеседовать с ним, – сказал Дануг. – Ридагу страшно понравилась новая ручная игра, которую ты показала ему. Лэти все рассказала мне. Ридаг хочет, чтобы я попросил тебя научить и меня тоже каким-нибудь знакам.

– Да-да, я научить и тебя. Я научить любого.

– Я тоже хочу узнать много твоих знаков, – сказала Неззи, когда обе женщины поднялись с земли.

– Утром? – спросила Эйла.

– Да, завтра утром. Но послушай, ведь ты, наверное, еще ничего не ела. Надо сначала немного подкрепиться, – сказала Неззи. – Пойдем со мной, я знаю, чем угостить тебя, и Мамута тоже.

– Я проголодалась, – откликнулась Эйла.

– И я тоже, – добавил Дануг.

– А когда ты бываешь сыт? Я думаю, вы с Талутом сможете съесть на двоих целого мамонта и все равно останетесь голодными, – шутливо заметила Неззи, с гордостью поглядывая на своего рослого и здорового старшего сына.

Когда Эйла и Неззи во главе с Данугом направились в сторону земляного жилища, то их уход был воспринят как сигнал того, что пора отложить все дела и немного подкрепиться; поэтому остальные мамутои тотчас потянулись следом за ними. Все снимали верхние одежды и вешали их на стенные крючки в прихожей. Наступило время обычной ежедневной утренней трапезы, которую можно было готовить либо у своих семейных очагов, либо разводить огонь в просторном помещении общей кухни, где вокруг центрального очага темнели углубления нескольких маленьких очажков. Одни довольствовались холодными остатками вчерашнего мамонтового жаркого, а