Рюриковичи. История первой династии - Марина Михайловна Бандиленко
Изяслав, вернувшись в Киев без войска и даже без дружины, обратился к киевлянам: «Будете за меня биться?» «Некому уже биться, – ответили ему киевляне. – Отцы наши, и братья, и сыновья, все избиты. Ступай в свою волость. Ты знаешь, нам с Гюрги не ужиться. Когда вернешься, увидев стяги твои, перейдем на твою сторону». Изяслав отправился в свои владения, на Волынь – собирать новое войско. Киев остался Юрию Долгорукому.
28 августа 1149 года он входил в город свой мечты. Торжественно. Через Золотые ворота. Киевляне толпились вдоль улиц… И молчали. Никто не приветствовал нового князя радостными криками. Никто Юрия здесь не ждал. Киев открыл ему ворота, потому что он был сыном Мономаха. И только. Не прошло и года, как Юрий успел основательно рассориться и с боярами, и с вече. Привыкнув к покорному ему Суздалю, Юрий совершенно не учел, что в Киеве, привыкшем жить в условиях постоянной смены князей, существовала сложившаяся и развитая система городского самоуправления. И князь, который не считался с мнением бояр и веча, Киев не устраивал.
Тем временем на Волыни Изяслав вел переговоры с правителями западных держав. Чешский и польский князья были его сватами, венгерский король – шурином. Иноземные родственники выразили готовность помочь, исходя каждый из своих интересов. А Юрий Долгорукий привлек на свою сторону галицкого князя, который был в родстве с византийским императором. Война внутри рода Мономашичей вышла на общеевропейский уровень. Их внешнеполитическая ориентация во многом определит исторические судьбы разных частей Руси – Юго-Западной, которая повернется в сторону Европы, и Северо-Восточной, которая выберет византийскую модель.
В июне 1150 года первое киевское княжение Юрия Долгорукого завершилось. Изяслав подошел к Киеву с большим войском, а за Юрия никто сражаться не захотел. Ему не оставалось ничего, как просто бежать из опустевшего города. Едва ли не все население Киева вышло навстречу Изяславу, чтобы сказать ему: «Гюрги вышел из Киева. Ты наш князь!»
Но Юрий через два месяца снова захватил Киев – и уже спустя полгода вынужден был покинуть его. Это было хуже, чем поражение на поле боя. Киев просто стряхнул его, как сухой листок с плеча. Зная упрямство Долгорукого, князь Изя-слав взял с него клятву никогда больше не пытаться силой захватить киевский престол. Причем клятва была принесена в церкви Святых Бориса и Глеба 24 июля, в день памяти князей-страстотерпцев. Нарушить ее было немыслимо.
Юрий вернулся в свою Залесскую землю и стал ждать, внимательно следя за политической ситуацией. Прошло четыре года, но удобного случая предъявить права на Киев все не было. Возможно, уже и не будет. Юрий старел, уходили силы, и понемногу осыпалась осенней листвой его золотая мечта о Киеве… Князь утешал себя размышлениями: коль скоро он успел побыть киевским князем, его старший сын Андрей теперь имеет право продолжить борьбу за Киев, когда Изяслав отойдет в мир иной. Андрей, он сможет. Он давно уже был правой рукой Юрия, фактически его соправителем – и воевал за него, и вел переговоры. Его наследник, гордость, надежда…
Осенью 1154 года, сильно разболевшись, умер князь Изя-слав Киевский. Такого не ожидал никто. Юрий Владимирович оставался последним из сыновей Мономаха, за ним было право старшинства. Два месяца вокруг киевского престола кипела усобица. А потом с большим войском – своим и союзников – пришел Юрий Долгорукий, и в третий раз вокняжился в Киеве. На этот раз – насовсем. Теперь он был твердо уверен, что Киев – его отчина, неотъемлемое владение, которое он передаст по наследству любимому сыну Андрею, князю Вышгорода.
Прошел год. Юрий Владимирович сильно постарел и отяжелел. Ему перевалило за 60, из-за пристрастия к шумным пирам и обильной еде он страдал от чрезмерной полноты и одышки. Он добился всего, чего хотел. Но счастья не было. Править в Киеве означало быть в постоянном напряжении, лавировать между боярами, вече и князьями-соперниками. Положиться было не на кого, кроме сына Андрея. Тот приехал из Вышгорода, к большой радости отца, и несколько месяцев провел в Киеве. Но вскоре терпение его истощилось. Андрей пришел к отцу и попросил отпустить его домой, в Суздаль.
Для Юрия это был удар, которого он никак не ожидал. Всю жизнь он положил на то, чтобы овладеть киевским престолом, и теперь собственный сын заявляет, что ему Киев не нужен. Ни его бьющее в глаза богатство. Ни его столичная спесь. Ни его слава, от которой остался ныне один только морок. Настоящее величие стольного града было в прошлом, а ему, Андрею, нужна власть не призрачная, а реальная. Юрий этого понять не мог. Добровольно отказаться от стольного града? И именно сейчас, когда он так нужен отцу?
Получив решительный отказ, Андрей молча хлопнул дверью и ушел. И Юрий даже не смог его остановить – тяжелый живот помешал выбраться из-за стола. С отъездом Андрея все внезапно потеряло смысл. Сын, надежда и гордость, покинул его. Бросил. Юрий остался один на один с Киевом – городом своей мечты, который его терпеть не мог.
Чем дальше, тем больше обид накапливалось и у бояр, и у горожан. И уже готов был вспыхнуть очередной киевский бунт. А князья-соперники готовились выйти в поход, чтобы сместить Юрия с престола. Но не успели. 15 мая 1157 года великий князь Юрий Владимирович пировал у осмянника Петрилы, сборщика княжеской дани. Вернувшись домой, вдруг почуствовал себя плохо.
Густынская летопись:
«Юрий Киевский, утешаяся со своими, упивъся без меры и от сего пития разболеся и умре…»
Впоследствии возникнет версия о том, что его якобы отравили бояре Кучковичи – сыновья некогда казненного Кучки. Но в летописях ни одного намека на отравление князя нет. Однако хоронили его с крайней поспешностью – спустя несколько часов после смерти. В тот же день киевляне разгромили обе княжеские резиденции, городскую и загородную.
На протяжении сотен лет имя Юрия Долгорукого почти не вспоминалось. И только в 40-х годах XX века, накануне 800-летия Москвы, было решено вернуть Долгорукого в народную память, сделав его главным героем московского юбилея. Торжественно заложили памятник основателю Москвы, в Киев отправились археологи и антропологи, чтобы по останкам Долгорукого воссоздать его скульптурный портрет. Но в предполагаемом месте захоронения останки князя обнаружены не были.
