Морской царь - Евгений Иванович Таганов

— А если его отослать на дальнюю вежу? — предложила Евла.

— На обучение юниц я дал ему два месяца. Слово княжеское назад не вернёшь.

— Должно быть что-то, что помешает Ратаю заниматься соитиями, — задумчиво заметила Эсфирь.

— Согласен, но что именно? — Дарник всех их обвёл вопросительным взглядом.

— Пояс верности, — вдруг тихо по-ромейски произнесла Лидия, которая, казалось, мало что понимала из их словенско-хазарской речи.

— А это что такое? — поинтересовался князь.

— Это у константинопольских патрициев такое есть, — проявила осведомлённость Евла. — Муж уходит в поход и надевает на жену пояс верности, чтобы не могла изменить.

— А ведь точно! — подхватила Эсфирь. — Если на женщин это можно надевать, то почему нельзя надевать на мужчин?!

— А как он выглядит? Ты сама его когда-нибудь видела? — обратился Дарник к стратигессе.

— Не только видела, но и три месяца как-то его носила. — Лидия сумела даже такому признанию придать некий высокомерный оттенок.

— Нарисовать можешь?

— Могу, — просто сказала она.

В воеводском доме нашлись и пергамент, и писчая краска с гусиными перьями.

Все женщины, окружив стол, приоткрыв рты смотрели, как стратигесса старательно выводит пером две железных ленты одну встык к другой.

— Это по поясу, это в промежности, — разъяснила Лидия.

Чудо-мастеру — чудо-ловушку, в этом было что-то завлекательное.

— А теперь вам всём самое непосильное задание: сохранить про этот пояс всё в тайне. То есть можете рассказывать всем, что говорили о Ратае, но ни к чему не пришли и что князь собирается сам потолковать с ним как следует. — Дарник требовательно посмотрел на Эсфирь: — И Корней тоже не должен знать.

На этом их первый сбор и закончился. К чести советниц, ни одна не проболталась. И когда Дарник на Оружейном дворе заказал первому помощнику Ратая пояс верности, тот тоже сохранил секрет, полагая, что самому князю такой пояс понадобился для одной из наложниц.

Правда, когда сей пояс надевали на героя-полюбовника, трём крепким кутигурам каганской охраны пришлось изрядно потрудиться. Присутствующий при этом князь как мог успокаивал бушующего оружейника:

— Ты же знаешь, для меня общие интересы дороже отдельных. Обещаю, что после каждой твоей новой придумки тебе этот пояс на сутки будут снимать.

— А если я жениться хочу и, как ты, ещё двух наложниц завести? — разорялся любимец юных поклонниц.

— Ну и заведёшь, кто против, — терпеливо увещевал Дарник. — Научишься силы беречь — и всё будет!

В городе это событие вызвало целый шквал веселья. Никто не мог смотреть на Ратая без смеха, женщины — те вообще норовили подойти и стащить с бедолаги штаны, чтобы самим посмотреть, что там и как. Удивительно, но этот смех нисколько не повредил главному оружейнику, а напротив, сделал его всеобщим любимцем. Особенно когда выполнение придумок и награждений чудо-мастера заработало на полную силу.

Вчера он поставил съёмные повозочные щиты на колёса, чтобы их можно было толкать впереди пехотного строя, — получи ночь без пояса верности.

Сегодня сделал из жердей разборную смотровую полевую вышку, чтобы не надо было искать в пустыне отсутствующий лес, — ещё одна ночь безудержных соитий.

Назавтра придумал складывающиеся на петлях ножки под большие пехотные щиты — снова рассчитывай на постельные радости.

Куриным Советом, или просто — Курятником, это сборище пяти куриц и одного петуха назвали уже после третьих посиделок, когда дарпольские и кутигурские воеводы с удивлением обнаружили, что появился ещё один центр принятия важных решений. Князь только рассмеялся такому прозванию, советниц же оно страшно возмутило.

— Мы-то потерпим, а тебя, князь, разве это не оскорбляет? — заметила Эсфирь.

— В Романии за высмеивание простого эпарха простонародью отрезают языки, — сообщила стратигесса.

— Мне тоже не нравится, когда меня называют курицей, — пожаловалась Милида.

— Боюсь, что в дальних кочевьях такое отношение к своему кагану тоже мало кого обрадует, — сочла нужным предупредить Калчу.

— Я уже слышала, как меня за спиной называют курицей и причём так, чтобы я обязательно это услышала, — сердито высказала Евла.

Князя их обиды лишь позабавили.

— Разве не знаете, что чем выше человек поднимается, тем сильнее его за глаза стараются принизить? Поэтому предлагаю, чтобы Ратай сделал вам фалеры с изображением курицы и чтобы вы их с гордостью носили. Клянусь, через полгода слово «курица» будет у нас обозначать лишь самую знатную и влиятельную женщину. Кстати, можно сделать, чтобы эти фалеры все были разные, да ещё самоцветами их усыпать.

До фалер дело, конечно, не дошло, но с прозвищем «куриц» женщинам пришлось смириться.

Начатое как чистое развлечение, Курятник очень скоро и в самом деле стал играть большую роль если не в дарпольской жизни, то во времяпровождении Дарника точно. С первого же заседания ему удалось подобрать в общении с «курицами» этакий серьёзно-шутливый тон, чтобы в любой момент можно было отмахнуться: «Да пошутил я, вы что, шуток не понимаете?» В то время как сам смысл разговоров был далёк от простого зубоскальства. Именно «курицы» подсказали князю всю Петлю поделить на малые земельные наделы для будущих хором и садов и продавать их только за деньги, а также клеймить оружие и записывать его за каждым из воинов, дабы не было его продажи, проигрывания или дарения на сторону. Когда же князьтархан ввёл запрет по ночам скакать по городу и громко перекрикиваться друг с другом — ни у кого из дарпольцев не оставалось сомнений, по чьей это было сделано подсказке.

Но главное: ретивые советчицы хорошо заполнили у Дарника ту потребность выпускания умственного пара, которого давно ему не хватало. Раньше, ещё в княжеских шутах, этому способствовал Корней, задавая Дарнику нужные «сторонние» вопросы. Потом его сменили несколько любознательных ромеев и хазар, которым тоже хотелось поговорить со словенским князем об отвлечённых вещах, но и это в конце концов закончилось. В Дарполе таким полезным собеседником могла бы быть стратигесса со своими жизнеописательными записями, однако она не столько расспрашивала князя о его взглядах, сколько сама указывала, какие взгляды ему нужно иметь.

И вот теперь пятёрка советчиц, проникшись своей высокой миссией, ни одних посиделок не проводила, чтобы не выспросить князьтархана о чём-то таком этаком.

Начало положила Эсфирь, сразу