ПоэZия русской зимы - Алиса Владимировна Орлова
Кому – бессонница. Кому – ночной дозор.
Кто не успел уснуть – тому всю ночь тревожить.
Между мирами трещина, зазор,
И поздний ангел борется с прохожим.
Уснула ты, с тобой уходит дочь.
Отправлены последние молитвы.
Уснул Джон Донн, и некому помочь
Иакову, сорвавшемуся в битву.
В чужом бреду бреду,
бреду,
бреду
Погасли запредельные светила.
И снова прикасается к бедру
Суровая неведомая сила.
«Воскресшие на третьей мировой…»
Воскресшие на третьей мировой,
Оплаканные пьяными ветрами,
Забытые страной, проросшие травой,
Летящие, как мотыльки на пламя,
Зачатые на блокпостах в степи,
Отправленные в космос виртуальный,
Сорвавшиеся с золотой цепи
Для берегов отчизны коммунальной,
Упавшие наверх, взлетевшие на дно,
Стоящие упрямо, как мишени,
Зарытые в планету как зерно,
Для будущих счастливых поколений.
«Ещё не умер ты, ещё ты не убит…»
Ещё не умер ты, ещё ты не убит.
Бесплатный цирк бывает в мышеловке.
Смертеет рано. Зайцево не спит.
И ангел смерти бродит по Петровке.
Окраина считает до двухсот.
Так много нас на тесном белом свете,
Что если снайпер крайнего найдёт,
Статистика потери не заметит.
Не Ватерлоо, не Бородино —
Обычные расстрельные районы.
Здесь Пётр не рубил своё окно,
И сталкеры обходят эту зону.
Алиса Фёдорова
«С неба сыпется Божий снег…»
С неба сыпется Божий снег —
Из Аида приходят известия.
От крещенских святых холодов
Пальцы мойр сведены в троеперстие.
Сладко верить, но страшно веровать,
Что Голгофа – сухая быль.
Но склоняет цветущую голову
Терпсихора под епитрахиль.
И начертан на каждом челе
здесь Адамов закон человечности:
Бесконечность Христовой любви
и языческий страх бесконечности.
«Потерпим до первого снега…»
Потерпим до первого снега.
Даст Бог – заметёт по шею.
Пусть альфа сильнее омеги,
Омега зато слабее.
Омега – мой город. Омега.
Последний не станет первым.
Последний дождётся снега —
и станет белым.
«Не бойся, малое стадо».
Пусть платье твоё неопрятно —
Ты пахнешь, как нежный ладан,
И ангелам это приятно.
Омега мой одинокий,
Приляжем же на дорожку.
Над нами – Божье небо.
А в небе – созвездье Кошки.
«А что от нас не отнимется?..»
А что от нас не отнимется?
Да всё что угодно отнимется.
Но небо над нами не кончится,
Не бросит земля-кормилица.
Дороги на всех хватит,
И пристаней, и порогов.
Хороших сестёр, братьев —
У Бога добра много.
У Бога детей много,
Без старшинства и рангов:
Для каждого чада – вечность.
И каждому чаду – ангел.
Так нам ли печалиться, глупым,
Что что-то от нас отнимется?
Ведь Бог-то над нами не кончится,
Не бросит земля-кормилица.
«Унижен и изувечен…»
Унижен и изувечен.
Но не расчеловечен.
Голоден и обезвожен.
Но не обезбожен.
Топится адская печка.
Горячий от солнца и горя,
Мой город горит, как свечка
У Господа на престоле.
«А ничего особенного не случилось…»
А ничего особенного не случилось.
И вот мы сидим на моей кухне,
На которую полстраны обвалилось,
А лампочка вспыхнула, но не потухла.
Вспомнить, что ли, как всё начиналось?
Никто ж не помнит. Ну, значит, представим,
что музыка пела, а потом оборвалась,
оркестр убит, дирижёр ранен.
Публика бестолковая – вроде нас с тобою,
Лишь бы в антракте в буфет протолкаться.
Протолкались – а там раздают обойму,
И можно выйти, но лучше – остаться.
И мы остались. Хотя вообще-то
Могли бы и выйти. Но что там, снаружи?
Жарко и солнечно, если лето.
Если же нет, значит, снег или лужи.
Снаружи шумно. Нас не забыли
Ни репортёры, ни живодёры.
Нас пожалели, нас полюбили,
Но мы не жертвы, мы хроникёры.
А значит, садись и записывай, что
В году, далёком от Рождества Христова,
Мы пока ещё живы, не снимаем пальто,
Ко всему и всегда готовы.
Укажи, что сегодня на ужин чай,
В нём лимон, на столе два банана.
Что будильник можно уже не включать.
Всё равно мы встаём рано.
Напиши, что на завтра опять мороз.
Значит, будут видны звёзды,
Значит, завтра займёмся просмотром звёзд.
Всё равно мы ложимся поздно.
Про трамваи, что ходят по расписанию,
Иногда опаздывают, но мы не злимся.
Что в голове куски из Писания
В тяжёлый клубок сплелись.
«Любите друг друга», «Не убий»,
«Почитай и мать, и отца».
Напиши, что здесь умеют терпеть —
Претерпевать до конца.
А в конце напиши, что Бог есть свет.
Мелким шрифтом, просто, без пафоса.
И пускай это будет на всё ответ.
Наш последний рубеж перед хаосом.
Нет, мы не жертвы, но бывает страшно,
Тогда неплохо бы помолиться.
Ты атеист или верующий – неважно.
Вот икона Нестора Летописца.
Знаешь, я ведь люблю тебя очень.
За то, что ты здесь, на моей кухне.
Дом хоть и старый, но очень прочный,
Дом ни за что не рухнет.