Не отрекаются любя. Полное собрание стихотворений - Вероника Михайловна Тушнова

Нам хвоя тихо сыплется на плечи,

и тропка нас ведет в густую мглу.

Все необычно этим летом странным:

и то, что эти ели так прямы,

и то, что лес мы ощущаем храмом,

и то, что боги в храме этом мы!

Двое на мосту

Я здесь девчонкой пробегала,

в кино с подружками спеша,

смущенной девушкой шагала

и взрослой женщиною шла

и каждый раз видала:

вместе,

рука в руке

щека к щеке,

они стоят на том же месте

и на огни глядят в реке.

От лип струится сладость лета,

гудки стремятся в темноту…

Они стоят у парапета

на старом каменном мосту.

Плывут по небу тучи низкие,

дожди лениво моросят…

Они стоят такие близкие,

такие робкие стоят.

Кружат по свету вихри вьюжные,

черней чернил вода в реке…

Они стоят такие дружные,

щека к щеке,

рука в руке.

Туман рассвета… блики лунные…

Осенний тихий звездопад…

Они стоят

такие юные,

такие вечные

стоят.

«День был яркий, ветреный…»

День был яркий, ветреный.

Шум кипел березовый.

В рощице серебряной

цвел татарник розовый.

Земля была прохладная,

влажная, упругая,

тучи плыли по небу

громоздкие, округлые…

Быть может, слишком часто я

зеленым брежу летом,

но если это счастье,

то как молчать об этом?

Если я такими

богатствами владею –

зачем же, зачем же

их спрячу от людей я?

Ссорятся влюбленные,

грустят, и невдомек им,

что есть края зеленые,

где все бывает легким.

А редко ли встречаются

хмурые, усталые,

вздыхают, огорчаются,

думают, что старые.

Ходят в поликлиники,

вздорят там с врачами…

А в чащах есть малинники,

овраги есть с ручьями.

Там есть трава и синева,

роса и запах тминный,

и стоит это целиком,

с водой, цветами, ветерком,

какой-нибудь полтинник.

И каждому, кто забредет

в лесное это царство,

от всех невзгод, от всех забот

отыщется лекарство.

Помнишь? День был ветреный,

шум кипел березовый,

в рощице серебряной

цвел татарник розовый…

«Память сердца! Память сердца!..»

О память сердца! Ты сильней

Рассудка памяти печальной…

К. Батюшков

Память сердца! Память сердца!

Без дороги бродишь ты, –

луч, блуждающий в тумане,

в океане темноты.

Разве можно знать заране,

что полюбится тебе,

память сердца, память сердца,

в человеческой судьбе?

Может, в городе – крылечко,

может, речка, может, снег,

может, малое словечко,

а в словечке – человек!

Ты захватишь вместо счастья

теплый дождь, долбящий жесть,

пропыленную ромашку

солнцу можешь предпочесть!..

Госпитальные палаты,

костылей унылый скрип…

Отчего-то предпочла ты

взять с собою запах лип.

И теперь всегда он дышит

над июньскою Москвой

той военною тревогой,

незабвенною тоской…

А когда во мгле морозной

красный шар идет на дно –

сердце бьется трудно, грозно,

задыхается оно…

Стук лопаты, комья глины,

и одна осталась я…

Это было в час заката,

в первых числах января.

А когда в ночи весенней

где-то кличет паровоз,

в сердце давнее смятенье,

счастье, жгучее до слез!

Память сердца! Память сердца!

Где предел тебе, скажи!

Перед этим озареньем

отступают рубежи.

Ты теплее, ты добрее

трезвой памяти ума…

Память сердца, память сердца,

ты – поэзия сама!

Осень в Крыму

I

Ранняя нынче

осень в Крыму,

смутное море,

горы в дыму,

пухлые тучи,

дождем налиты,

переползают

через хребты.

Рыжий лишайник,

седая полынь,

ветки ломает

жгучий норд-ост,

только в ущельях –

тишь да теплынь,

свищет по-летнему

глупенький дрозд.

Впрочем, кто знает, –

глуп или нет,

кто разберет,

что у птиц на уме?

Может, и нам

не считать бы примет,

жить и не думать

о близкой зиме…

Ранняя нынче

осень в Крыму,

зябкое море,

дали в дыму…

Как мне живется

светло и легко,

а почему,

сама не пойму.

II

Норд-ост осенний с гор летел

и щеки жег румянцем.

Шиповник рыжий шелестел,

алея твердым глянцем.

И было гнездышко в кусте,

в колючей чаще ржавой.

Пять красных ягод

в том гнезде,

в сухой листве лежало…

Могли не верить лишь глупцы,

что совершится чудо,

что красноперые птенцы

проклюнутся оттуда.

Но мы с тобой не стали ждать

с надеждой и тревогой,

взглянули только

и опять

пошли своей дорогой.

Все представляю, как потом

снега на горы лягут,

как занесут в гнезде сухом

пять бездыханных ягод.

III

За валом вал

идет на берег,

бурля зеленым кипятком,

и каждый

в смерть свою не верит,

и каждый

падает ничком.

И, растекаясь пеной млечной,

сбегает медленно

с камней,

чтоб снова слиться

с глубью вечной

и обрести бессмертье

в ней.

Тень

Приглушает птичий гам

тишина еловая,

проплывает по снегам

тень моя лиловая.

На снегах и в