Спой мне, иволга… - Николай Алексеевич Заболоцкий

Пролетела она в одиночестве

Где-то здесь, на задворках села,

Не спросила об имени-отчестве,

В золотые дворцы не ввела.

Поистратил ты разум недюжинный

Для каких-то бессмысленных дел.

Образ той, что сияла жемчужиной,

Потускнел, побледнел, отлетел.

Вот теперь и ходи и рассчитывай,

Сумасшедшие мысли тая,

Да смотри, как под тенью ракитовой

Усмехается старость твоя.

Не дорогой ты шел, а обочиной,

Не нашел ты пути своего,

Осторожный, всю жизнь озабоченный,

Неизвестно, во имя чего!

1953

Поэт

Черен бор за этим старым домом,

Перед домом – поле да овсы.

В нежном небе серебристым комом

Облако невиданной красы.

По бокам туманно-лиловато,

Посредине грозно и светло, —

Медленно плывущее куда-то

Раненого лебедя крыло.

А внизу на стареньком балконе —

Юноша с седою головой,

Как портрет в старинном медальоне

Из цветов ромашки полевой.

Щурит он глаза свои косые,

Подмосковным солнышком согрет, —

Выкованный грозами России

Собеседник сердца и поэт.

А леса, как ночь, стоят за домом,

А овсы, как бешеные, прут…

То, что было раньше незнакомым,

Близким сердцу делается тут.

1953

Сон

Жилец земли, пятидесяти лет,

Подобно всем счастливый и несчастный,

Однажды я покинул этот свет

И очутился в местности безгласной.

Там человек едва существовал

Последними остатками привычек,

Но ничего уж больше не желал

И не носил ни прозвищ он, ни кличек.

Участник удивительной игры,

Не вглядываясь в скученные лица,

Я там ложился в дымные костры

И поднимался, чтобы вновь ложиться.

Я уплывал, я странствовал вдали,

Безвольный, равнодушный, молчаливый,

И тонкий свет исчезнувшей земли

Отталкивал рукой неторопливой.

Какой-то отголосок бытия

Еще имел я для существованья,

Но уж стремилась вся душа моя

Стать не душой, но частью мирозданья.

Там по пространству двигались ко мне

Сплетения каких-то матерьялов,

Мосты в необозримой вышине

Висели над ущельями провалов.

Я хорошо запомнил внешний вид

Всех этих тел, плывущих из пространства:

Сплетенье ферм, и выпуклости плит,

И дикость первобытного убранства.

Там тонкостей не видно и следа,

Искусство форм там явно не в почете,

И не заметно тягостей труда,

Хотя весь мир в движенье и работе.

И в поведенье тамошних властей

Не видел я малейшего насилья,

И сам, лишенный воли и страстей,

Все то, что нужно, делал без усилья.

Мне не было причины не хотеть,

Как не было желания стремиться,

И был готов я странствовать и впредь,

Коль то могло на что-то пригодиться.

Со мной бродил какой-то мальчуган,

Болтал со мной о массе пустяковин.

И даже он, похожий на туман,

Был больше материален, чем духовен.

Мы с мальчиком на озеро пошли,

Он удочку куда-то вниз закинул

И нечто, долетевшее с земли,

Не торопясь, рукою отодвинул.

1953

Ходоки

В зипунах домашнего покроя,

Из далеких сел, из-за Оки,

Шли они, неведомые, трое —

По мирскому делу ходоки.

Русь моталась в голоде и буре,

Все смешалось, сдвинутое враз.

Гул вокзалов, крик в комендатуре,

Человечье горе без прикрас.

Только эти трое почему-то

Выделялись в скопище людей,

Не кричали бешено и люто,

Не ломали строй очередей.

Всматриваясь старыми глазами

В то, что здесь наделала нужда,

Горевали путники, а сами

Говорили мало, как всегда.

Есть черта, присущая народу:

Мыслит он не разумом одним, —

Всю свою душевную природу

Наши люди связывают с ним.

Оттого прекрасны наши сказки,

Наши песни, сложенные в лад.

В них и ум и сердце без опаски

На одном наречье говорят.

Эти трое мало говорили.

Что слова! Была не в этом суть.

Но зато в душе они скопили

Многое за долгий этот путь.

Потому, быть может, и таились

В их глазах тревожные огни

В поздний час, когда остановились

У порога Смольного они.

Но когда радушный их хозяин,

Человек в потертом пиджаке,

Сам работой до смерти измаян,

С ними говорил накоротке,

Говорил о скудном их районе,

Говорил о той поре, когда

Выйдут электрические кони

На поля народного труда,

Говорил, как жизнь расправит крылья,

Как, воспрянув духом, весь народ

Золотые хлебы изобилья

По стране, ликуя, понесет, —

Лишь тогда тяжелая тревога

В трех сердцах растаяла, как сон,

И внезапно видно стало много

Из того, что видел только он.

И котомки сами развязались,

Серой пылью в комнате пыля,

И в руках стыдливо показались

Черствые ржаные кренделя.

С этим угощеньем безыскусным

К Ленину крестьяне подошли.

Ели все. И горьким был и вкусным

Скудный дар истерзанной земли.

1954

Возвращение с работы

Вокруг села бродили грозы,

И часто, полные тоски,

Удары молнии сквозь слезы

Ломали небо на куски.

Хлестало, словно из баклаги,

И над собранием берез

Пир электричества и влаги

Сливался в яростный хаос.

А мы шагали по дороге

Среди кустарников и трав,

Как древнегреческие боги,

Трезубцы в облако подняв.

1954

Шакалы

Среди черноморских предгорий,

На первой холмистой гряде,