Советская одноактная драматургия, 1978 - Гунар Рейнгольдович Приеде
О н. Возьмем, все возьмем. Тут и брать-то всего ничего, подумаешь, урожай! Я сегодня чуть-чуть красной икры не купил. Опоздал.
Перешли к ней в комнату.
Она. Садитесь сюда. Только осторожнее, Пахомий Николаевич, оно сломано.
Теперь он сидит, а она хлопочет у стола.
А мы там, где я была, тоже прекрасно посидели, поговорили…
О н. Выпили, закусили…
О н а. Ну конечно, и выпили и закусили. Среди гостей был один юрист, рассказывал разные всякие вещи…
О н. Что, про суд, что ли?
О н а. Да не совсем. Ешьте, Пахомий Николаевич, угощайтесь! (Смеясь.) Только что я была вашей гостьей, а теперь вы у меня в гостях!
О н. Поем, поем, можешь не уговаривать. (Смотрит на стену.) А это что, откуда такая картина?
О н а. Это картина очень хорошего художника. Конечно, копия, но старая. Вот пойдете в Эрмитаж, увидите оригинал!
О н. А что это я не пойму, про что она? Религиозная?
О н а. Ну, как вам сказать… Изображено рождение Христа. В корзине младенец, слева Мария…
О н. Понятно, понятно. Вам тут какая-то Мапа или Капа, не понял, звонила.
О н а. Мапа! Мапа! (Смеется.) Мы ее так зовем с детства. «Мапа — Папа». Дивные пирожные. А какой эклер! Это где же вы купили, в «Севере», на Невском? Только там они такие.
О н. А шут его знает. Ходил-ходил по твоему городу. Еле ноги приволок. Насмотрелся — во!
О н а. Ну подумайте.
О н. Я дочке обещал: сдаст — съездит в Ленинград, дам денег.
О н а. А я сегодня и о вас немножко рассказывала, Пахомий Николаевич!
О н. Это про что же, извиняюсь?
О н а. Как мы с вами подружились!
О н. Взяла бы меня с собой в гости. Я бы им такого порассказал! У них бы уши торчком встали. Я знаешь сколько в своей жизни перевидал! Твоему юристу и не снилось.
О н а. А мне, кстати, не понравилось, как он рассказывал. Довольно зло и все время посмеивался каким-то дурацким смехом.
О н. Во-во, такой тебе насудит!
О н а. Когда он ушел, я прямо сказала: мне ваш юрист не нравится. А Вера, моя приятельница, и ее муж говорят: «Он интересный человек!» А что значит — интересный? Да, вот я их так и спросила. И они мне толком не ответили. А вы, Пахомий Николаевич, кого считаете интересным?
О н. А сам себя! Чем не молодец? Волос — во, ни одного седого! Не злой, не жадный, на работе всегда первый! Что еще? Руки? Хоть часы, хоть паровоз — разберу и соберу по винтику!
О н а. А утюг? У меня утюг не работает…
О н (от души смеется). Утюг! Ух, чуть от смеха не свалился. Да смешно. Так. Что еще? Пью. В меру! А кто не пьет?
О н а. А ваша жена… тоже так думает о вас?
О н. Про жену лучше не будем.
О н а. Ну не будем, так не будем. Кушайте, очень хорошая колбаса…
О н. Вот у нее, если уж на то пошло, ни к чему нет интереса. В голове одна «чистота». Вот и копается, и моет чего-то, и скребет с утра до ночи! Курица. А какое хозяйство? Нас трое да две сотки огорода. А с человеком поговорить — этого нет. Придешь домой — сплошные нервы. Ну поговори ты со мной, поговори! Посиди хоть, послушай, что я тебе скажу. Нет. «Принес», «не принес», вот и весь интерес! Да что там, шум, крик, скандалы — это пожалуйста. Мое причалище — моя работа, отдыхаю душой. И сменщик у меня — вот такой. (Выставил большой палец.)
О н а (тон шутки). А вы почаще в Ленинград приезжайте. Как у вас на курсах?
О н. Нормально. Проехался не зря. У нас тоже свой прогресс, технический. Эх, если бы мне жить в Ленинграде!
О н а. Ну и что же тогда было бы?
О н. Ну-у! Все.
О н а. Ну что, например?
О н. Все. Я знаю.
О н а. По-моему, вы преувеличиваете. Все зависит от человека, все внутри нас.
О н (прерывает). Пенсия придет — что будешь делать?
О н а. Я пенсии не боюсь…
О н (прерывает). Не боишься? А я иной раз думаю — хоть бы не дожить. Вот как.
О н а. Я работу свою люблю. Но я и многое другое очень люблю!
О н. Да все правильно, кто спорит, все внутри. (Жест.) Тут. Но, между прочим, не совсем! (Вертит в руках сигарету.) Погоди, пойду курну на лестницу.
О н а. Да зачем! Окно открыто, курите здесь.
О н. Нет-нет, здесь не буду, вам спать здесь… (Идет из комнаты.)
О н а (идет за ним). Ну пойдемте тогда на кухню, вполне современное место для разговоров!
О н (закурил, помолчал). Внутри, это верно. Да не только. Вот в войну, на фронте… Были мы совсем еще пацаны. Было это, как раз когда отменили, помнишь, ромбы и перешли на погоны… Вот, значит, когда дали погоны, то стали нам говорить о традициях. Понимаешь? О традициях русской армии. Стали рассказывать о Кутузове, о Суворове… О Наполеоне. Да нет, что я — это чужой. Еще об этом, об Александре Невском… Да ты лучше меня их знаешь.
О н а. Об Ушакове, Нахимове…
О н. Во-во. Ведь действительно! Жили люди, о них книги написаны, слез сколько по ним пролито, а они забыты. Неправильно это, несправедливо! Это мы тогда подумали. И знаешь как моральное состояние поднялось?! Во! А кто чего не понимал, тому другой объяснил. Совсем по-другому жизнь пошла, совсем!
О н а. Ну подумайте!
О н. На голом-то месте ох и трудно!
О н а. Ну еще бы.
О н. Традиции — великое дело!
Звонит телефон.
О н а (идет к телефону). Извините, Пахомий Николаевич, одну минуту. (Берет трубку.) Да, я слушаю!.. Катюша, извини, я тут отвлеклась и забыла тебе сразу позвонить. Ну расскажи, как твое здоровье?.. Ну… Ну… И что сказал врач?.. Ну подумай… И когда же на работу?.. Да… Да, была… Была, сейчас расскажу… Они тоже были… Нет, ты не права, она раздражена на свою судьбу, а совсем не на людей!.. Катюша, я тебе перезвоню минут через пять!.. (Кладет трубку.) Пахомий Николаевич… Да, вы говорили о традициях.
Он стоит на некотором расстоянии от нее, не решаясь ни уйти, ни продолжать разговор.
О н (махнул рукой). Ну чего там. Зря прервали разговор.
О н а. Пахомий Николаевич, спасибо вам большое за роскошный ужин… (Подошла ближе.) Очень хорошо посидели, и вы, по-моему, действительно очень интересный человек…
О н (прерывает). Да чего там. Нечего зря. Пойду-ка спать!
О н а. Ну, тогда покойной ночи, до завтра! Я пойду, поздно уже.
Он уходит к себе.
(Набирает номер телефона.) Катюша? Это я… (Берет
