Долгорукий. Суетолог Всея Руси. Том 2 - Кирилл Геннадьевич Теслёнок
Так мы и застыли посреди мрачного подземелья среди обломков каменных глыб — я в отчаянной попытке не дать ей ускользнуть в мир иной, она — безвольной куклой в моих руках…
* * *
Мила стояла посреди бескрайнего золотистого поля, озираясь по сторонам с растерянным видом. Тёплые солнечные лучи ласкали ее кожу. Лёгкий ветерок игриво трепал девичьи локоны, гоняя по небу пушистые облака. Девушка вдыхала свежий цветочный аромат, исходивший от многочисленных полевых растений, усыпавших равнину. Все было как настоящее.
Несмотря на живописность окружения, её сердце тревожно сжималось.
Куда подевалось зловещее подземелье Пушкина? И где все — Кир, Вера, Мурзик? Почему она совершенно одна среди этих бескрайних просторов? Мила запустила руку в волосы, чувствуя подступающую панику. Что, чёрт возьми, здесь происходит⁈
Внезапно она услышала за спиной знакомый голос:
— Мила…
Девушка резко развернулась и ахнула от неожиданности. Перед ней стоял её отец — князь Сергей Александрович Пушкин. Однако он выглядел куда моложе и энергичнее, чем Мила помнила в реальной жизни. Лицо мужчины сияло неестественной бодростью и здоровьем. Глаза лучились неподдельным вниманием и заботой. Он был одет в элегантный костюм-тройку с иголочки, его волосы были идеально зачесаны. Весь его облик излучал уверенность, спокойствие и безграничную отцовскую любовь.
— Папа⁈ — изумлённо воскликнула Мила, — К-как… Что ты здесь делаешь⁈ Где мы⁈ Что происходит⁈
Князь Пушкин ласково улыбнулся и положил руку ей на плечо — такую сильную, успокаивающую.
— Тише-тише, дорогая, — мягко произнёс он, — Не волнуйся так. Всё в полном порядке, я рядом. Прости, если напугал тебя. Мне просто необходимо было тебя кое о чём предупредить…
Мила всё ещё пребывала в шоке от происходящего. Но присутствие отца, звук его голоса постепенно успокаивали её. Дыхание выровнялось, паническое сердцебиение улеглось. Девушка робко улыбнулась в ответ:
— Предупредить? О чём?
Лицо Пушкина стало серьёзным. Он с сочувствием посмотрел на дочь — взглядом, полным любви и заботы:
— Ты так много пережила, моя храбрая. Я невероятно тобой горжусь! Но этот проходимец Долгорукий… он пытается тебя использовать! Не доверяй ему ни в чём, слышишь меня? Этот лжец причинит тебе лишь вред и страдания!
Мила от неожиданности распахнула глаза:
— Пап, ты о чём⁈ Кир столько раз спасал мне жизнь! Он хороший, я уверена!
— О, милая, как же ты наивна, — вздохнул Пушкин с грустной улыбкой, — Он действует исключительно в своих интересах, поверь мне. А ты для него — лишь средство для достижения цели, не более…
— Да не может быть! — воскликнула Мила, — Я ему верю! Он бы никогда…
— Довольно! — рявкнул Пушкин так громко, что девушка подпрыгнула от неожиданности, — Не смей перечить мне! Я твой отец и знаю, что для тебя лучше! А этот проходимец… Он заплатит за то, что посмел тебя использовать!
Пушкин тяжело дышал, его глаза полыхали неистовым безумным огнём. Мила испуганно отшатнулась от него. Что на него нашло? Откуда такая ненависть к Киру? И почему он так резко изменился, едва она стала возражать? Что-то здесь было нечисто…
Глава 26
И снова Ключевой мир
И тут, за спиной князя Пушкина, раздался голос:
— Князь, кажется, вы слишком строги к вашей дочери.
Пушкин резко обернулся. За его спиной стоял никто иной, как я, и дружелюбно улыбался. На лице Пушкина возникло отчётливое изумление:
— Ты откуда здесь взялся? — изумлённо воскликнул он.
— Кир! — воскликнула Мила, на её лице появилась улыбка, словно солнце взошло над горизонтом.
Я улыбнулся Миле и подмигнул ей. После чего снова посмотрел на Пушкина:
— Князь, вы слишком строги к своей дочери, — сказал я, — Мила уже доказала свою силу, в одиночку справившись с довольно опасными противниками. В конце концов, вы не сможете вечно защищать её. Окружающий мир очень опасен. Девушка должна будет научиться жить своим разумением и своей силой. А вечная опека лишь будет сдерживать её потенциал.
— Долгорукий, не лезь не в своё дело, — процедил Пушкин.
— И чем же вы оправдаете то, что заколдовали собственную дочь? — спросил я, — Пусть даже ради её блага.
Я подошёл к Миле и вытащил из её головы Книгу Судьбы — красивую книгу в позолочённом переплёте. На обложке был живой портрет самой Милы. Пушкин и Мила вытаращили глаза, не веря увиденному:
— Что, что это такое? — удивлённо произнесла Мила.
— Как ты смог достать книгу судьбы? — воскликнул Пушкин.
— Молча взял и достал, — пожал я плечами.
Я открыл книгу на последней странице и увидел надпись: «Милa во всем беспрекословно слушается своего отца». Причём сделана эта надпись была совершенно другим почерком, нежели весь основной текст. Одним движением пальца я стёр эту надпись из книги Милы.
— Родителей, конечно, надо слушаться, — сказал я, — но лишь до определённого момента. Дальше человек должен идти по жизни со своей волей. А чрезмерная опека лишь ограничит твой потенциал.
Я вернул книгу обратно в Милу. Девушка глубоко вздохнула, её глаза на мгновение широко распахнулись:
— Ах!.. — Лёгкий стон сорвался с её губ.
Пушкин ничего на это не ответил. Его очертания померкли, и он развеялся словно дым. Скорее всего, это был ненастоящий Сергей Александрович — некий морок, защитная сущность или типа того. Последний, так сказать, рубеж защиты, чтобы заблокировать книгу судьбы Милы от постороннего вмешательства.
— Кир, о боже! — Мила бросилась мне на шею. Мы крепко обнялись. Я гладил её по спине и плечам, чувствуя, как её волосы щекочут мне лицо. Мила всхлипывала и что-то неразборчиво говорила. Её переполняли сильные эмоции. Такие сильные, что она, похоже, на какое-то время потеряла дар связной речи.
— Ну ну, всё хорошо, — ласково произнёс я, — Ты в безопасности, Мила. Тебе больше ничего не угрожает. И самое главное — теперь твоя воля больше никем не контролируется.
— Я не могу поверить, что папа сделал это со мной, — прошептала она, — Он ведь обещал, что никогда так делать не будет. Он раньше делал это только с особо буйными аномалиями, которых нельзя было контролировать.
— Видимо, события в подвале моего дома, когда нас пытались принести в жертву, сильно повлияли на Пушкина, — сказал я, — И он решился пойти на очень крайние меры.
—