Николай Кузнецов. Строптивый ставленник Сталина - Владимир Виленович Шигин
* * *
Положение на южном фланге советско-германского фронта значительно ухудшилось. Теперь противник угрожал вторжением на Северный Кавказ через Керченский пролив и Таманский полуостров. Вернувшись с Северного Кавказа в Москву, Кузнецов поднял на совещании в Ставке вопрос о смене командования в Севастополе, считая Октябрьского малопригодным для руководства обороной города в столь сложных условиях.
— А кого бы вы предложили командующим Севастопольским оборонительным районом вместо Октябрьского? — спросил Сталин.
Тот ответил, что самой подходящей кандидатурой является генерал С. И. Кабанов, хорошо проявивший себя при обороне Ханко и Ленинграда. Сталин промолчал. А 10 апреля уже сам Октябрьский обратился к Кузнецову, что ему трудно руководить флотом из осажденного Севастополя. Действительно, штаб его находился на Кавказе, к тому же Азовская флотилия и кавказские военно-морские базы оперативно подчинялись различным сухопутным начальникам. Через несколько дней Кузнецов доложил свои предложения по реорганизации Сталину. Тот не возражал, но поинтересовался мнением Октябрьского. Когда Кузнецов снова с ним связался, тот попросил время для раздумья, а затем неожиданно заявил, что он против.
Сталину сообщили, что вице-адмирал и не собирался покидать Севастополь. Интрига Октябрьского удалась: он продемонстрировал Сталину свою храбрость и одновременно выставил в негативном свете Кузнецова.
Правда, главком Юго-Западного направления маршал С. М. Буденный подвел итог метаниям Октябрьского, направив ему 28 мая 1942 года директиву: «Предупредить весь командный, начальствующий, красноармейский и краснофлотский состав, что Севастополь должен быть удержан любой ценой. Переправы на кавказский берег не будет». Победить или погибнуть… Что и говорить, директива не просто жесткая, но и откровенно жестокая. По сути, это пролог к знаменитому приказу И. В. Сталина № 227 от 28 июля, известному под названием «Ни шагу назад!».
Третий штурм Севастополя немцы начали 7 июня. Упорная борьба и контратаки защитников продолжались более недели. Сообщение с «большой землей» морем было фактически прервано. В течение нескольких дней на подходе к Севастополю и в бухтах были потоплены эсминцы «Совершенный» и «Свободный» транспорты «Абхазия», «Грузия» и «Белосток», танкер «Михаил Громов», несколько мелких судов. Но Севастополь продолжал обороняться.
Сталин 12 июня направляет защитникам города телеграмму: «Вице-адмиралу Октябрьскому, генерал-майору Петрову. Горячо приветствую доблестных защитников Севастополя — красноармейцев, краснофлотцев, командиров и комиссаров, мужественно отстаивающих каждую пядь советской земли и наносящих удары немецким захватчикам и их румынским прихвостням. Самоотверженная борьба севастопольцев служит примером героизма для Красной Армии и советского народа. Уверен, что славные защитники Севастополя с достоинством и честью выполнят свой долг перед Родиной. Сталин». Телеграмма фактически подтверждала директиву Буденного — сражаться до последнего вздоха.
Катер Черноморского флота в боевом походе. 1942 г. Из архива А. А. Раздолгина
17 июня на южном участке обороны немцы вышли к подножию Сапун-горы, а 19 июня их артиллерия уже могла обстреливать Северную бухту. 26–27 июня в Севастополь прорвался последний корабль — лидер «Ташкент», вывезший из города более двух тысяч человек. 29 июня пала Сапун-гора, и теперь немцы простреливали весь район Севастополя и мыса Херсонес. 30 июня пал Малахов курган, но защитники города продолжали яростно обороняться.
После телефонного разговора с Кузнецовым Буденный отдал распоряжение начальнику штаба Черноморского флота контр-адмиралу И. Д. Елисееву: «…все находившиеся в строю катера МО, подлодки и сторожевые катера и быстроходные тральщики последовательно направлять в Севастополь для вывоза раненых, бойцов и документов»[44].
Отметим, что распоряжение не касалось командного состава Черноморского флота и Приморской армии. Однако Октябрьский истолковал его по-своему.
Утром 30 июня он прислал телеграмму Кузнецову: «Исходя из данной конкретной обстановки прошу Вас разрешить мне в ночь с 30 июня на 1 июля вывезти самолётами 200–500 человек ответственных работников, командиров на Кавказ, а также, если удастся, самому покинуть Севастополь, оставив здесь своего заместителя генерал-майора Петрова»[45].
Возникает вопрос: почему вице-адмирал обратился к Кузнецову, а не к маршалу Буденному, которому был подчинен? Ответ очевиден. Он прекрасно помнил директиву непосредственного командира — защищать Севастополь до последней возможности, а потому пытался договориться с Кузнецовым за его спиной.
Николай Герасимович оказался в сложном положении. Выход был один — сообщить Сталину о просьбе Октябрьского, что Кузнецов и сделал. Теперь перед нелегкой дилеммой оказался уже Сталин. Он, разумеется, мог одернуть Октябрьского, приказав ему до конца оставаться в Севастополе. А если тот попросту сдастся немцам со всем своим штабом?
Из двух зол Сталин выбрал меньшее, приказав Кузнецову дать Военному совету Черноморского флота телеграмму: «Эвакуация ответственных работников и Ваш выезд разрешены». Все произошло именно так, как и рассчитывал Октябрьский.
Он приказал немедленно отозвать из сражающихся частей всех командиров от майора и выше для эвакуации. Их уход с линии фронта полностью дезорганизовал оборону Севастополя.
Вместо себя Октябрьский намеревался оставить командующего Приморской армией генерал-майора И. Е. Петрова, о чем известил Кузнецова. Соглашаясь с эвакуацией Военного совета флота из Севастополя, нарком на это и рассчитывал. Однако руководить обороной Петров наотрез отказался. В телеграмме 1 июля Октябрьский донес: «Старшим начальником в Севастополе оставлен комдив-109 генерал-майор П. Г. Новиков, а его помощником по морской части — капитан 3 ранга А. Д. Ильичев». Это было для Кузнецова и Буденного полной неожиданностью и поставило их в трудное положение перед Ставкой. Они еще не знали, что и Новиков попытался сбежать, едва убыли Октябрьский с Петровым…
— Вы же докладывали мне, что в Севастополе останется генерал-майор Петров? — заявил Кузнецову Сталин.
Ему ничего не оставалось, кроме как сослаться на первую телеграмму командующего флотом и на свой ответ, который подразумевал, что в Севастополе останется генерал Петров. Так обстановку понимал и Верховный Главнокомандующий. Теперь же все изменилось, и надеяться на организованное сопротивление и эвакуацию оставшихся войск было уже нельзя.
Сражавшийся до конца боев на мысе Херсонес полковник Д. И. Пискунов впоследствии писал: «Эта так называемая эвакуация была похожа на бегство начальства от своих войск…»
Отозванные из войск и свезенные на мыс Херсонес командиры были там брошены и в подавляющем своем большинстве погибли. Они располагались в казематах 35-й береговой батареи. Улетая из Севастополя, Октябрьский приказал батарею немедленно взорвать, что и было исполнено…
По советским архивным данным, число брошенных в городе солдат и матросов превышало 80 тысяч человек. О потере Севастополя Совинформбюро сообщило 3 июля 1942 года. При этом по распоряжению Сталина в сводку во избежание упадка морального духа в стране и в армии была вставлена фраза «Бойцы, командиры и раненые из Севастополя эвакуированы…» Конечно, это была ложь, но
