Кто? «Генсек вождя» Александр Поскребышев - Алексей Александрович Бархатов

Каково было читать эти строки отцу? Тем более что старший Жданов хорошо знал – подобными письмами дело часто не заканчивалось, а только начиналось. Простит или не простит? – этот вопрос постоянно сверлил голову.

Такой «отдых», конечно, на пользу не мог пойти. Случился новый приступ, после которого из столицы на самолете прилетели врачи, а с ними – супруга и сестра Андрея Александровича. Через полторы недели здоровье вроде бы снова пошло на поправку. Навестил и сын, успокоил. Но стало известно, что за три дня до кончины с каким-то разговором приезжал Вознесенский. Сразу после их беседы один на один, во время прогулки в парке состояние Жданова вновь ухудшилось. Опять срочно вызвали именитых врачей из Москвы во главе с начальником Лечсанупра профессором Егоровым. Снова сняли кардиограмму.

А через день Поскребышев держал в руках неожиданную бумагу:

НАЧАЛЬНИКУ ГЛАВНОГО УПРАВЛЕНИЯ ОХРАНЫ МГБ СССР

Н. С. ВЛАСИКУ

28/VIII с/г я была вызвана нач. ЛСУК профессором Егоровым к тов. Жданову А.А. для снятия ЭКГ. В этот же день вместе с пр. Егоровым, акад. Виноградовым и пр. Василенко я вылетела из Москвы на самолете к месту назначения. Около 12 ч. дня сделала А.А. ЭКГ, по данным которой мною диагностирован «инфаркт миокарда в области левого желудочка и межжелудочковой перегородки», о чем тут же поставила в известность консультанта.

Пр. Егоров и д-р Майоров заявили мне, что это ошибочный диагноз и они с ним не согласны, никакого инфаркта у А.А. нет, а имеется «функциональное расстройство на почве склероза и гипертонической болезни», и предложили мне переписать заключение, не указывая на «инфаркт миокарда», а написать «осторожно» – так, как это сделала д-р Карпай на предыдущих ЭКГ.

29/VIII у А.А. повторился (после вставания с постели) сердечный припадок, и я вторично была вызвана из Москвы, но по распоряжению акад. Виноградова и пр. Егорова ЭКГ 29/VIII в день сердечного приступа не была сделана, а назначена на 30/VIII, а мне вторично было в категорической форме предложено переделать заключение, не указывая на инфаркт миокарда, о чем я поставила в известность т. Белова А.М.

Считаю, что консультанты и лечащий врач Майоров недооценивают безусловно тяжелое состояние А.А., разрешая ему подниматься с постели, гулять по парку, посещать кино, что и вызвало повторный приступ и в дальнейшем может привести к роковому исходу.

Несмотря на то, что я по настоянию своего начальника переделала ЭКГ, не указав в ней «инфаркт миокарда», остаюсь при своем мнении и настаиваю на соблюдении строжайшего постельного режима для А.А.

29/VIII-48 г. Зав. каб. Л.Ф. Тимашук.

Передано майору Белову А.М. 29/VIII-48 г. в собственные руки.

Получив это письмо от главы охраны Жданова, Власик в растерянности обратился за советом к Поскребышеву. Не реагировать опасно, а реагировать, выступать против Егорова, Виноградова, с которыми он к тому же приятельствовал, ему тоже не хотелось. Поскребышев, конечно, мог позвонить и проконсультироваться с другом Бакулевым, являвшимся еще и главным хирургом Лечсанупра. Но зачем его вмешивать в такое скандальное дело? У врачей сегодня и так забот хватает. Вот только накануне в кремлевской больнице скончался прославленный герой войны, маршал бронетанковых войск Рыбалко.

Поэтому все, что мог Александр Николаевич, это порекомендовать своему приятелю Николаю Сидоровичу не быть крайним и немедля переправить письмо Абакумову, что тот и сделал.

Вскоре Поскребышев вновь увидел эту бумагу. Но уже вместе с сопроводительным письмом министра госбезопасности. Тот тоже поостерегся быть крайним.

Совершенно секретно Тов. Сталину И.В.

При этом представляю Вам заявление заведующей кабинетом электрокардиографии кремлевской больницы – Тимашук Л.Ф. в отношении состояния здоровья товарища Жданова А.А.

Как видно из заявления Тимашук, последняя настаивает на своем заключении, что у товарища Жданова инфаркт в области передней стенки левого желудочка и межжелудочковой перегородки, в то время как начальник Санупра Кремля Егоров и академик Виноградов предложили ей переделать заключение, не указывая на инфаркт миокарда.

Приложение: Заявление т. Тимашук и электрокардиография тов. Жданова.

На письме рукой Сталина было написано: «В архив. Ст.». Эта его короткая подпись из двух букв напоминала собой скрещенные серп и молот. Любая бумага с ней автоматически становилась гербовой. Скорее всего, он это знал.

Вождь явно не проникся серьезностью положения. Письма с наветами и жалобами приходилось читать регулярно, но кардиограммы ему еще не присылали. Реакция была ожидаемой: «Опять эти очередные дрязги между врачами! Им давно верить невозможно!..» И он не верил и не подпускал их к себе, ни Егорова, ни того же академика Виноградова. Если что-то нужно было, просто просил Поскребышева, как бывшего фельдшера, написать рецепт на какое-нибудь вымышленное имя, и Варенька Истомина шла с ним потом в обычную городскую аптеку.

Не поверил. А между тем Жданову оставалось жить всего день…

О чем думали люди на Мавзолее, Поскребышеву, конечно, знать было не дано. Хотя он давно предполагал, что место это каким-то странным образом фокусирует мысли человека, как солнечные лучи, – исключительно на себе самом, будь то парад или похороны. Тем более что парад сейчас будет – по площади церемониальным маршем пройдут воины Московского гарнизона. Будет и орудийный салют… Так что каждый о своем. О своем! Вот несколько минут назад стоящие рядом с осторожным недоумением покосились на Берию, смешок которого вдруг отчетливо раздался в паузе оркестра.

Наверное, Вознесенский и Кузнецов, срочно прибывшие на Валдай по поручению Сталина, должны сейчас вспоминать эту поездку, последние минуты общения с усопшим. О том, что теперь остался без главной московской поддержки, мог размышлять Попков… Да и столичному секретарю Попову со Ждановым было сподручней.

По закаленным физиономиям Ворошилова, Кагановича и Микояна давно уже было трудно что-то определить. Опыт дореволюционной конспирации многократно совершенствовался ими в последующие годы. Кремлевские стратеги сейчас наверняка взвешивали новую диспозицию, изменившийся расклад. Об этом же, но с удовлетворением размышляли и уже все просчитавшие Берия с Маленковым. Кузнецова и Родионова они не очень боялись, но оставался еще Вознесенский.

А Хозяин? В полном молчании, с отрешенным серым лицом, держащий по обычаю руки замком, чтобы не так заметна была немощность одной из них, старающийся незаметно переносить тяжесть с одной усталой ноги на другую? Когда выносили гроб из Дома союзов, место вслед за вождем занял Власик, чтобы взять всю тяжесть на свое крепкое плечо.

Весть о кончине Жданова привела Сталина в шоковое состояние. Не верил, не ждал, уединился. Все доставленные пакеты Поскребышев обнаружил нераспечатанными.

На следующий день, точнее только поздним вечером,