Окаянные дни - Иван Алексеевич Бунин
КАК ЕЕ ПРИНЯЛИ?
«Публикация вызвала мощный резонанс — именно такой, на который Бунин и рассчитывал. Однако резонанс этот ограничивался довольно узкими рамками — русской эмигрантской общины во Франции и еще нескольких европейских странах», — пишет Павел Матвеев. С этой оценкой трудно не согласиться, однако надо отметить, что собственно рецензий или других печатных откликов на книгу почти не было — главное внимание эмиграции привлекли к себе другие произведения Бунина, опубликованные в Париже в то же время, — сборники «Митина любовь» (1925) и «Солнечный удар» (1927). Впрочем, главное было достигнуто: «Окаянные дни» стали ключевой темой для разговоров в русской эмиграции, обозначив предельно четко бескомпромиссную политическую позицию Бунина. В частности, это касалось строгости, с которой писатель придерживался дореволюционного правописания, — набор и печатание его произведений (как, разумеется, и всех других с исключенными буквами и знаками) было делом трудным. Писатель и литературовед Марк Слоним писал за несколько месяцев до выхода первого номера «Возрождения» с «Окаянными днями»:
Надо ли считать символическим то явление, что наиболее крупным представителем литературы эмиграции является писатель не только тоскующий о прошлом, не только считающий, что России конец, — но и по всему складу своего творчества и своего мировоззрения ни во что не верящий, ничего страстно не чувствующий и посвящающий лучшие свои страницы описаниям безысходности, отчаяния и смертной гибели?
Из-за жесткой и недоброй критики — а также из-за того, что «Воля России», журнал, где публиковался Слоним, печатался по реформированной орфографии, — между ним и Буниным началась полемика.
Однако публикация «Окаянных дней» в десятом томе собрания сочинений издательства «Петрополис» несло уже совсем другую смысловую нагрузку. В этом томе «Окаянные дни» соседствуют с рассказами «Последняя весна», «Последняя осень», «Брань» и очерками «Чехов» и «Толстой». Но это единственный том в собрании сочинений, на обложке которого указано название одного произведения — как раз «Окаянные дни». Таким образом, с точки зрения композиции именно они оказываются смысловым центром книги, вокруг которого располагаются и другие произведения — художественные и публицистические. Они, в свою очередь, создают причудливое обрамление из названий: «последние» весна и осень старой России 1916 года переходят в революционную «брань». «Окаянные дни» же вновь занимают промежуточное положение между ними, при этом не отсылая ни к какой прекрасной России прошлого.
На это далековатое сближение между условной бунинской публицистикой и его художественным творчеством (которое еще нуждается в своих исследователях) обратил внимание и Владислав Ходасевич: «За эти годы мы стали свидетелями катастрофы, которой девятьсот пятый год был только бледным прообразом. Герои Бунина пережили разгульное торжество, за которое расплачиваются неслыханными страданиями. Той кары, которая выпала на их долю, они во всяком случае не заслужили. Но нельзя отрицать, что бунинская характеристика по существу оказалась верна. Словом, публицистическая сторона бунинской повести оправдана событиями. Но это несчастие — не литературного, а исторического порядка». Напомним, что сам Бунин в «Окаянных днях» тоже писал о Николке Сером из «Деревни» не как о художественном персонаже, а как об историческом типе русского человека:
...Сидит на лавке в темной, холодной избе и ждет, когда подпадет какая-то «настоящая» работа, — сидит, ждет и томится. Какая это старая русская болезнь, это томление, эта скука, эта разбалованность — вечная надежда, что придет какая-то лягушка с волшебным кольцом и все за тебя сделает: стоит только выйти на крылечко и перекинуть с руки на руку колечко!
ЧТО БЫЛО ДАЛЬШЕ?
Влияние, которое оказали «Окаянные дни» на восприятие русской революции, Гражданской войны и советской власти, — один из многочисленных парадоксов этой книги. С одной стороны, понятно, что дневниковая форма авторского высказывания не способствует глубокому и широкому восприятию. Еще одним барьером для знакомства западных читателей с «Окаянными днями» долгое время оставался язык — к примеру, на английский они были переведены только в 1998 году, в США (сразу отмечу, что это издание можно назвать во многом образцовым). Но, с другой стороны, именно в «Окаянных днях» была предпринята первая — и оставшаяся одной из самых серьезных — попытка деконструкции революции и связанных с ней событий.
При всем разоблачительном пафосе в «Окаянных днях» есть место и тонкому и точному анализу, а «анатомический» подход Бунина (речь о нем пойдет впереди) вполне может использоваться как социологический метод. Возможно, Бунин вообще первым детально описал — а главное, попытался понять — насилие как центральный феномен революции. Кроме того, множество его наблюдений бесценны как уникальные штрихи революционного быта. Сошлемся на мнение переводчика «Окаянных дней», одного из крупнейших буниноведов Томаса Гайтона Марулло:
«Окаянные дни» — один из немногих сохранившихся антибольшевистских дневников времен русской революции и гражданской войны. Он воссоздает события с захватывающей непосредственностью. В отличие от произведений ранних советских авторов и эмигрантов, отмеченных самоцензурой памяти, мифологизацией и заботой о политической целесообразности, бунинская правда прочитывается почти как искажение, отклонение от нормы. Кроме того, «Окаянные дни» связывают русские антиутопические произведения XIX века с их наследием в XX веке... Можно утверждать, что болезненными разоблачениями политической и социальной утопии «Окаянные дни» предвосхитили антиутопические произведения Джорджа Оруэлла и Олдоса Хаксли. Бунин и Замятин правильно поняли, что советский эксперимент обречен на самоуничтожение.
ЧТО ОЗНАЧАЕТ НАЗВАНИЕ «ОКАЯННЫЕ ДНИ»?
Впервые в русской истории (и литературе) слово «окаянный» начало использоваться по отношению к князю Святополку, сыну Владимира Святого, который, согласно «Повести временных лет», стоял за убийством своих единокровных братьев Бориса и Глеба (1015). В восприятии летописца конфликт в семье князя-крестителя типологически воспроизводил убийство Каином Авеля, Святополк становился проклятым, а Борис и Глеб, соответственно, первыми русскими святыми. Разумеется, эпитет «окаянный» чаще всего применялся к людям. Необычное использование его Буниным по отношению к событиям Гражданской войны подчеркивает таким образом прежде всего ее братоубийственность. Кроме того, «Окаянные дни» начинаются с 1 января 1918 года, когда революция формально уже произошла (правда, до относительно полного установления советской власти оставалось еще больше месяца), а Гражданская война еще не началась.
О ЧЕМ ГОВОРЯТ И НЕ ГОВОРЯТ СЛУХИ И ТОЛКИ В «ОКАЯННЫХ ДНЯХ»?
Пожалуй, самое главное, что отмечает Бунин с редким упорством (поистине желая схватить ускользающее), — это слухи и толки, которые
" alt="Иван Бунин - Иван Алексеевич Бунин - об авторе">
