Михаил Тухачевский. Портрет на фоне эпохи - Юлия Зораховна Кантор
Командующий 1-й армией М. Тухачевский.
Товарищ председателя Симбирского губисполкома Иосиф Варейкис»3.
Этот приказ в советской литературе обычно цитируется без последнего предложения: «Неявившиеся будут предаваться военно-полевому суду»4. Как видно, командарм уповал не только на силу слова: в арсенал «убеждения» с самого начала вводятся карательные меры.
О.Ю. Калнин, политический комиссар 1-й армии, в работе «Борьба на Восточном фронте» так вспоминает то время: «С вновь прибывшим командиром Тухачевским вся картина начала меняться. Мы начали жестокую борьбу за порядок в армии. Первым долгом поставили на должную высоту командный состав и революционную дисциплину, привлекли специалистов под строгим контролем политических комиссаров. У нас не было соответствующего командного состава, не было штабной организации. Тогда объявили самопроизвольно мобилизацию офицеров в г. Симбирске и Пензе. Результаты превзошли все ожидания. Мы получили много инженеров, артиллеристов и пеших офицеров…»6 М.Н. Тухачевский 4 и 5 июля 1918 года лично вел собеседования с кандидатами из числа бывших офицеров царской армии на командные должности в 1-ю армию6.
9 июля газета «Известия Симбирского Губернского Совета Рабочих и Крестьянских Депутатов» сообщала: «Нам удалось 4 и 5 июля наблюдать призыв офицеров в Симбирске уездн[ой] воен[ной] комиссией]. Некоторые заявляли, что… готовы служить не за страх, а за совесть в рядах Красной Армии. Мы приветствуем эти заявления и от души желаем, чтобы наше офицерство, наконец, осознало, каким идеям оно служило раньше и ради каких освобожденный народ призывает его к себе в настоящее время»7.
Мобилизация проходила отнюдь не в кабинетных условиях – по всему Поволжью шли бои. Уже 8 июля 1918 года Тухачевский телеграфировал в Москву заместителю председателя Всероссийского бюро военных комиссаров, члену ВЦИК Н.Н. Кулябко: «Тщательно подготовленная операция Первой армии закончилась блестяще. Чехословаки разбиты. Сызрань взята с бою»8.
Помимо привлечения специалистов царской армии и реформирования добровольческих отрядов в постоянные армейские подразделения, Тухачевский занялся укреплением дисциплины. «Никаких аппаратов управления еще не существовало, – вспоминал он. – Боевой состав армии никому не был известен. Сами части, почти все без исключения, жили в эшелонах и вели так называемую “эшелонную войну”. Эти отряды представляли собой единицы чрезвычайно спаянные, с боевыми традициями, несмотря на короткое свое существование, но и начальники, и красноармейцы страдали необычайным эгоцентризмом. Операции или бой они признавали лишь постольку, поскольку участие в них отряда было обеспечено всевозможными удобствами и безопасностью. Ни о какой серьезной дисциплине не было и речи. Эти отряды, вылезая из вагонов, непосредственно и смело вступали в бой, но слабая дисциплина и невыдержанность делали то, что при малейшей неудаче или даже при одном случае эти отряды бросались в эшелоны и сплошной эшелонной “кишкой” удирали иногда по несколько сот верст (например, от Сызрани до Пензы). Ни о какой отчетности или внутреннем порядке не было и речи. Были и такие части (особенно некоторые бронепоезда и бронеотряды), которые нашему командованию приходилось бояться чуть ли не так же, как и противника. Такова была та тяжелая обстановка, в которой пришлось работать весной и летом 1918 года»9.
Один из первых приказов М.Н. Тухачевского на новом посту – об ужесточении дисциплины: «Все обязаны поддерживать связь с начальниками, о всех передвижениях и действиях состава в силе и расположении войск своих и противника обстоятельно доносить. Виновные в неисполнении будут мною безжалостно расстреляны. Солдаты и начальники, кажется, забыли, в каком положении находится республика. Объявляю, что я заставлю исполнять всех свой долг, и не остановлюсь перед расстрелом целых частей поголовно. Приказ прочитать во всех ротах, батареях, сотнях и эскадронах и отрядах. Командарм Тухачевский»10.
В 1-ю армию должны были объединиться части в районе Инза – Сызрань – Симбирск – Самара. Комиссаром стал Валериан Куйбышев (он прибыл на Восточный фронт по решению ЦК РКП(б) для политического укрепления – в составе группы из 200 коммунистов).
Разрозненные отряды сводились в полки, бригады, дивизии. Уже к середине июля Тухачевскому удалось сформировать первые советские регулярные дивизии – Пензенскую, Инзенскую и Симбирскую (все они, особенно Симбирская – вошедшая в советскую историческую литературу как «Железная» под командованием Гая, – прославились на фронтах Гражданской войны своей стойкостью, боеспособностью и жестокостью).
«С момента организации регулярных батальонов и рот в полках начались систематические строевые, тактические и политические ежедневные занятия с красноармейцами», – вспоминает П.А. Шуватов, политический комиссар 2-го батальона 2-го полка Симбирской Железной дивизии. В воспоминаниях В.В. Куйбышева находим: М.Н. Тухачевский «на фоне партизанщины был… представителем нового периода в истории армии. Быть может, поэтому в Первой армии меньше, чем где бы то ни было, сказались отрицательные стороны партизанства»11. Да и в партийной литературе того периода весьма пафосно говорится об успехах: «Организация Первой армии прошла успешно благодаря энергии и организационному таланту молодого военного работника, уже в то время показавшего замечательные задатки пролетарского полководца и стратега, М.Н. Тухачевского»12.
Новая власть культивировала антагонизм между царскими офицерами и одетой в шинели пролетарской массой. В 1918 году он дошел до открытой ненависти и превратился в своего рода бумеранг. «Между солдатом и офицером всегда лежит широкая пропасть. Солдат – мужик, крестьянин или рабочий, черная кость, мозолистая рука. Офицер – барин, чаще всего дворянин, голубая кровь, белоручка. Солдат может бояться офицера, он может уважать его… И все-таки они будут вечно чужие… Они вышли из разных классов»13, – гласила одна из многочисленных пропагандистских листовок. Принудительно мобилизовав в свои ряды царских офицеров, Красная армия усилила ею же порожденную конфронтацию.
Офицеры, пришедшие на службу большевикам, оказались в тяжелейшей морально-нравственной ситуации. Люди их круга, недавние сослуживцы, считали их ренегатами, а мобилизовавшие военспецов им не доверяли. Офицерам не только не давали возможности органично врасти в новую армейскую среду – напротив, создавали условия для их психологической изоляции. Трудно представить, чтобы в этой обстановке Тухачевский чувствовал себя комфортно. Но он сделал выбор и следовал ему без сантиментов, тем более имея щит высокой должности. Понимая, без сомнения, психологическое состояние мобилизуемых и осознавая важность первого впечатления, 4 и 5 июля – в дни начала призыва – Тухачевский лично принимал в губвоенкомате бывших офицеров. «Он сидел в туго перехваченной ремнями гимнастерке со следами погон на плечах, в темно-синих, сильно поношенных брюках, в желтых ботинках с обмотками. Рядом на столе лежали своеобразный головной убор
