Тридевятое. Книга первая - Ирина Кизимова
Заветная тропинка будто исчезла, да и места попадались совершенно незнакомые. Не то, что бы царевич хорошо запомнил дорогу, но взять хотя бы вороний глаз, в прошлый раз постоянно попадающийся на тропинке. Уже не говоря о том, что тот самый камень на развилке трёх дорог тоже ему так и не попался. Он выбился из сил настолько, что присел, устало привалившись к дереву, и обнаружил, что не взял с собой даже воды, уверенный в том, что так же легко как в прошлый раз сможет добраться до обители Кощея Бессмертного. Во рту маковой росинки с момента отъезда не было. Сегодня судьба ему не благоволила, оставалось только плутать в надежде наткнуться на случайную лесную тропу, ведущую непонятно куда. Да хоть к той же кикиморе, с ней хотя бы можно было попробовать начать разговор.
Дав небольшую передышку уставшим ногам, царевич заключил, что рассиживаться долго бессмысленно и так он точно никогда не дойдёт до Глеба. Поэтому поднялся с мягкого мха и побрёл в неизвестном направлении среди деревьев, пока не вышел на едва различимую, поросшую лесной травой тропу. Она разительно отличалась от той, что он ходил в первый раз, но царевич был рад и этому подарку судьбы. Иван сразу же бросился по ней вперёд, стараясь не упускать из вида петляющую меж деревьев спасительную дорожку.
Остаток дня он шёл по ней без какого-либо представления о том, куда его может вывести загадочная тропинка. Впрочем, вновь на болото всё-таки не попал, это вселяло надежду на лучший исход. Под вечер деревья внезапно расступились, наконец открывая вздору что-то кроме бесконечной лесной чащи. Цепляясь полами стрелецкого кафтана, который так и не снял в царском тереме, за малиновые заросли, словно забором росшие вокруг, Иван вышел на лесную опушку и замер.
Перед ним высилась та самая избушка на курьих ножках, о которой ему столько раз рассказывали мамки-няньки в детстве. Двор был обнесён частоколом, нанизанные на пики человеческие черепа зловеще смотрели на царевича, в их пустых глазницах теплились красные угольки, в сумерках похожие на зловещие глаза. Сердце быстро забилось, поскольку человеческие останки, судя по всему, были настоящими. Всё вокруг словно кричало о том, чтобы он убирался подобру-поздорову и даже не думал совать свой нос за жуткие ворота. Но Иван, сглотнув подступивший ком в горле, всё-таки прошёл во двор. Сердце грела мысль, что здесь должна быть Яна, которая казалась ему добрым, хоть и несколько озорным человеком. Ведь она ходит в ученицах у самой Бабы-Яги, и где ей жить, ежели не в её владениях?
Сама избушка выглядела неприветливо, она стояла как полагается повернутой задней стенкой к пришедшему. Солома на крыше приобрела грязно-желтый оттенок и в некоторых местах свисала клочьями. Несколько ворон недобро закаркали, наблюдая за ним с ближайших деревьев, давая последнее предупреждение убираться подобру-поздорову.
Иван сжал кулаки, подавляя нарастающую дрожь. Хоть он уже умирал, второй раз отправляться на тот свет совсем не хотелось. Дав себе пару мгновений на то, чтобы собраться с мыслями, царевич громко произнёс заветные слова.
— Избушка-избушка, встань к лесу задом ко мне передом!
Вопреки его ожиданиям та даже не шелохнулась в его сторону, полностью пропуская команду мимо своих куриных ушей.
— Избушка-избушка, встань к лесу задом ко мне передом! — вновь повторил царевич.
И снова полное безразличие со стороны проклятого строения.
— Избушка-избушка! Будь так добра повернуться и впустить меня! — изменил тон просьбы юноша.
Но услышал только насмешливое карканье ворон, словно те ржали, потешаясь над его жалкими попытками сдвинуть с места вредную избушку.
Иван сбился со счёта от того, сколько раз произнёс эти слова, сначала он старался быть вежливым, потом его достало, и начал грозиться, что сейчас сам обойдёт и войдёт, раз злосчастный дом не хочет поворачиваться по-хорошему. Однако как ни пытался претворить свою угрозу в жизнь, не смог зайти к ней со стороны двери, неведомая сила вновь и вновь выталкивала его обратно к задней стенке. Вороны на дереве ржали уже откровенно, и на секунду царевичу показалось, что даже черепа начали издавать грохочущие звуки похожие на смех. А вот ему сейчас было не до веселья, в последнее время проводить ночи у дверей чьих-то домов стало своеобразной традицией, и он, искренне, не желал её продолжать.
Уже на автомате уставший Иван стоял напротив избушки, повторяя заветные слова в надежде, что та всё же сжалится и впустит его.
— Фу-фу! Русским духом пахнет! — внезапно услышал царевич скрипучий голос за спиной.
Высокая женщина, одетая в чёрное, стояла прямо перед ним, сверкая глубокими тёмными глазами. Вопреки ожиданиям, Баба-Яга, а это была именно она, не выглядела дряхлой старухой, коей её всегда описывали. Осунувшееся лицо, как и полагалось в её возрасте, тронули морщины, но они скорее придавали ей мудрости, чем делали уродливей. Вплетённая чёрная лента сильно выделялась на полностью седых волосах, а тёмное, длинное одеяние скрывало за подолом волочащуюся костяную ногу, которая показывалась лишь тогда, когда Баба-Яга передвигалась.
— Если бы каждый проходимец мог командовать моей избушкой, её куриные мозги бы расплавились. Чего ты встал? Иди, куда шёл, пока цел.
— Вы Баба-Яга. — скорее констатировал факт Иван, с интересом разглядывая старую женщину.
— А ты кто? Иван-дурак? На богатыря не слишком-то похож. — с насмешкой сказала она.
— Простите, я не хотел вас обидеть. — поспешил извиниться царевич. — Я знал вашу ученицу Яну, когда был в кощеевом тереме. Сейчас я хочу снова добраться до него, чтобы поговорить с другом! Я должен поблагодарить его!
Баба-Яга, словно не слушая, прошла мимо юноши к своему дому.
— Чего встала как вкопанная? А ну! Встань по-старому, как мать поставила! — недовольно скомандовала она.
Избушка ворчливо закудахтала и послушно повернулась к хозяйке.
— Вы можете подсказать мне как добраться до Кощеева терема? Я не смог найти нужную тропинку как ни пытался, весь день кругами ходил, пока на вашу… — он окинул дом многозначительным взглядом, всё ещё немного злясь, что внутрь его так и не впустили. — На вашу избушку наткнулся.
— Оставь это. — лишь вымолвила колдунья, в пол-оборота глядя на царевича в дверном проёме.
Пробившаяся сквозь верхушки деревьев взошедшая над лесом Луна делала её волосы похожими на жемчуг, освещая худое лицо холодным, призрачным
