Холодное пламя - Мари Милас

Когда мы перестаем трястись и дышать так, будто пробежали марафон, я перекатываюсь на спину и иду ванную, чтобы избавиться от презерватива.

Когда возвращаюсь, ложусь в постель, и Лили тут же чуть ли не залезает на меня. Она прижимается грудью к моему боку, крепко обхватывая руками.

Я замираю и глубоко дышу.

– Давай-давай. Послесексовые обнимашки, ворчун, – зевает она.

Я не обнимаюсь. И не сплю ни с кем.

Но когда веки Лили начинают тяжелеть, я просто, чтобы не прерывать ее сон, переступаю через себя. И просто, чтобы ей было теплее, обхватываю рукой мягкие изгибы.

– Я не смогу ходить после того, что ты со мной сделал, – сонно бормочет она.

– Трахнул. Это называется, трахнул. – Я скольжу ладонью по ее спине. Маленькие шрамы на лопатках и чуть ниже ощущаются под кончиками моих пальцев, заставляя мое давление подскочить.

Как я не заметил их раньше? Возбуждение настолько отключило мой мозг? А затем я понимаю, что Лили ни разу не повернулась ко мне спиной. Я прикасался только к ее плечам и пояснице.

Стоять спиной – значит быть уязвимым.

Она говорила, что я должен быть смелым. Смотреть ей в глаза. Но на самом деле она сама защищалась. Я бы никогда не причинил ей вреда. Неужели Лили не ощущает себя рядом со мной в безопасности?

Я аккуратно приподнимаюсь, чтобы якобы лечь поудобнее, но на самом деле бросаю взгляд на ее спину. Множество побледневших шрамов, как от мелких ожогов, рассыпаны по коже, как созвездия.

Какого. Хрена.

Желание выяснить, что с ней случилось и кто в этом виноват, пульсирует у меня под кожей. Ядовитая ненависть к неизвестному обидчику ощущается кислым привкусом во рту, а желание защитить эту женщину, горит в груди как лесной пожар.

Лили прижимается крепче к моей груди, мурлыча как котенок. Я сильнее обхватываю ее руками, даже если не обнимаюсь.

– Хорошо, я не смогу ходить, после того как ты меня трахнул, – запоздало произносит она, борясь со сном.

– Этого я и добивался.

– Почему?

Отличный вопрос. Ответов на него множество.

Дыхание Лили выравнивается, веки перестают подрагивать. Я провожу носом по ее голове, вдыхая аромат бабл-гама, и когда убеждаюсь, что она крепко спит, шепчу:

– Потому что я не хочу, чтобы ты уходила, городская девушка.

Глава 23

Лили

Утренние солнечные лучи заглядывают в открытые двери веранды и целуют мои горячие щеки. Они все еще не остыли после того, что произошло вчера вечером. Повторилось ночью. А затем рано утром.

Я переступаю с ноги на ногу, ощущая приятную тянущую боль между бедер. Никогда прежде я не чувствовала себя рядом с мужчиной такой… важной. Марк поклонялся мне и моему телу. Он делал это с таким благоговением, что я до сих пор пылаю и покрываюсь мурашками.

– Иисус Христос, чем… – Я подпрыгиваю, когда Марк заходит на кухню и смотрит на мой «шедевр». – Так вкусно пахнет.

Он хотел сказать «воняет». Я точно знаю. Потому сама вот-вот задохнусь.

Марк вытирает голову полотенцем, бросает его на стул и подходит к плите. Маленькие капельки воды все еще скользят по голой груди, затем по дорожке пресса, чтобы исчезнуть в…

Марк щелкает пальцами перед моим лицом.

– Вернись ко мне.

Я встречаюсь с его хитрым и понимающим взглядом, складываю руки на груди и фыркаю, словно у меня не свело живот от этого зрелища.

– Знаешь, ты бы мог одеться.

– Ты бы тоже. – Он приближается и скользит ладонями по моим голым бедрам, приподнимая подол большой футболки с нашивкой «капитан Саммерс».

Я упираюсь в край столешницы и выгибаюсь в спине.

– Жарко, – шепчу ему в грудь.

– Абсолютно новый рекорд температуры на этой кухне.

Марк проводит губами по моему виску, мягко целует место за мочкой уха, а затем резко протягивает руку и хватает кусок отвратительного пирога, который я пыталась скрыть.

– Такой жук, – ворчу я.

Марк хрипло усмехается и щипает меня за бок.

– Ты назвала меня жуком, городская девушка?

– Полагаю, это лучше, чем таракан.

Марк еще шире улыбается и откусывает пирог. Уголки его губ резко опускаются, но он старается контролировать каждый мускул на своем лице. Я знаю, что он не дышит. Потому что иначе его стошнило бы.

Марк еще раз откусывает пирог, слегка давится и делает глубокий вдох через нос.

– Феноменально, – шепчет он, словно это его последнее предсмертное слово.

– Ты врешь мне. Это должно быть ужасно. Дай я попробую.

Я отталкиваюсь от столешницы, приближаюсь к нему и выхватываю этот отвратительный пирог. Марк перехватывает мою руку, чтобы в один укус поглотить весь кусок. Он даже не жует, а сразу глотает. Я бросаюсь к тарелке, где лежит остальная часть пирога, но огромная рука обвивает мою талию и приподнимает меня так, словно я дамская сумочка, которую носят подмышкой.

– Отпусти меня! Я хочу этот пирог!

– Я тоже хочу. Ты же для меня испекла его, – говорит Марк с набитым ртом, поглощая куски пирога, как пылесос.

Мои глаза расширяются, когда я смотрю на почти пустую тарелку.

– Тебе будет плохо, идиот! Это невозможно есть, я же знаю.

– Не обзывайся. – Он каким-то образом умудряется ущипнуть меня за бок, хотя все еще держит одной рукой у себя подмышкой, как французский багет.

Когда на тарелке не остается и крошки, Марк возвращает меня на пол и улыбается какой-то дикой улыбкой.

Я легко толкаю его в грудь.

– И что это было? Зачем ты это сделал? – Я сдуваю прядь волос и пытаюсь отдышаться после своей борьбы. Вроде целого человека одной рукой держал Марк, но старческая одышка у меня.

– Было вкусно.

– Ложь. – Упираюсь пальцем в его упругие мышцы груди и сверлю гневным взглядом.

Марк тяжело вздыхает, а затем залпом выпивает стакан воды.

– Ладно, это было отвратительно.

– Хам. – Я закатываю глаза.

Марк театрально прикладывает руку к груди.

– Вообще-то, я пожертвовал собой.

– Ты настоящий герой. – Маленькая улыбка пробивается сквозь мое хмурое лицо.

Марк внимательно смотрит, всматриваясь в каждую эмоцию.

– Почему ты такая грустная, городская девушка? – Он скользит подушечку большого пальца по моей щеке, а затем обхватывает ладонью шею.

Я ощущаю, как по коже ползет неприятное смущение и… стыд. Прикусываю губу, чтобы сдержать стон разочарования. Я полная бездарность, не так ли? Что сложного в этом пироге? Ничего. Абсолютно ничего. Я постоянно смотрю