Развод в 50. Двойная жизнь мужа - Анастасия Дмитриевна Петрова
— Ты скажи ему, что такое не прощается, а то ж мы любим живое общение, а по телефону совсем не то, правда? — сказанное сальным голосом вызывает тошноту, но я держу себя в руках.
Я не поддамся на провокацию. Даже если до чертиков боюсь.
— До скорой встречи, Марта…
Этот человек отключается, а я только сейчас с шумом выдыхаю. Вскакиваю с шезлонга, начиная нервно ходить туда-сюда.
Паника — не лучший товарищ, ты ведь знаешь. Дыши и звони Гордею.
Судорожно хватаю телефон, а страх тем временем так уверенно располагается прямо в сердцевине груди. Настолько, что попытка сделать вдох вызывает боль.
— Марта? — он берет трубку с первого гудка, а я вдруг от перенапряжения не могу подобрать слов: — Ты в порядке? Марта!
В голосе Гордея проскальзывают панические нотки, делаю глубокий вдох , прежде, чем озвучить.
— Мне звонил какой-то мужчина, — говорю я ровным безэмоциональным тоном.
Если сейчас придам окрас, то боюсь, что эмоций будет слишком много. Сдерживаю себя намеренно, потому что так нужно.
— Какой мужчина? — хоть Зарудный и задаёт вопрос, я слышу по обреченному тону, что все он понял.
— Насколько все плохо по шкале от одного до пяти? — когда-то привычная наша история.
— Не волнуйся, вас это не коснется. Ни тебя, ни детей…. — чеканит он.
— Уже коснулось, Гордей. — перебиваю я его: — Уже, понимаешь?
Зажимаю виски и глубоко вздыхаю. Мужчина молчит, и я сама не знаю, что сказать. Идти в полицию, значит, дать возможность над собой нехило посмеяться. Эти люди гораздо выше и влиятельнее.
— Я исправлю, Мартышка, исправлю… — с отчаянием он хрипит в трубку, а я вскидываю голову к потолку.
— Отправь Еву куда-нибудь за границу, Кириллу я скажу, чтобы отправил жену и детей… — озвучиваю единственное, что приходит мне в голову.
— Тогда ты поедешь…
— Нет. — перебиваю мужчину с полной уверенностью: — Я не сдвинусь с места, Зарудный. А когда тебе нужна будет помощь — я помогу, но ты должен осмелиться об этом меня попросить. — заявляю ему то, на что у него всегда было недостаточно сил, а затем тихо добавляю: — Даже несмотря на наш развод, Гордей.
На том проводе стоит тишина, и я даже проверяю трубку, но звонок еще идет. А потом я слышу:
— Я не перестану восхищаться тобой и любить тебя, — он говорит это горько, вызывая потаенные эмоции из моей хрупкой и оберегаемой души.
Отключаю звонок, оставив это без ответа и не позволяя себе крутить эти слова в своей голове.
Глава 52. Гордей
Пятнадцать лет назад
— Че то ты кислый такой, Зарудный… Сделка закрыта, отдали хорошие места под строительство ребятам. На, — главный двигает ко мне ближе пузатый бокал с коньяком, — Мартель. Хороший француз. Выдержанный.
— Спасибо, Алексей Игнатьевич. Не лезет.
Я просто хочу сбежать отсюда, как можно скорее. Оказаться дома, пускай не рядом с Мартой, но хотя бы не участвовать в этом фарсе. Но не могу. Связан по рукам и ногам.
— Не отказывают, Зарудный, когда тебе предлагают. Давай. Пей.
Он кивает вновь на тот же бокал, внимательно так, с легким прищуром. Сукин сын. Осушаю бокал под его пристальным взглядом, горло тут же обжигает янтарная жидкость.
— Закуси. Это оленина, свежак. Знакомый с Лен области принес, охотник от бога.
Закусить и правда стоило бы. Иначе улечу быстро, а мне это совершенно не нужно. Да и я надеюсь, что этот чертов хлыщ от меня отстанет. Он уже изрядно пьян, еле лыко вяжет. Кладет свою толстую руку со шрамом поперек ладони мне на плечо, сжимает крепко, а я тем временем стискиваю зубы.
— Кхм, — он пододвигается ближе, — Гордей, я тебе через месяцок дам еще один заказ. Нужно будет аккуратно провести сделку. Договорились?
— При всем уважении, Алексей Игнатьевич, я не могу так подставляться. Вторая сделка точно привлечет ненужное внимание. Давайте повременим.
— Не получится, Зарудный. Не могу людям важным отказать.
Я внимательно смотрю на эту чертову руку, что еще сильнее сжимает мое плечо. Понимаю, что спорить сейчас бесполезно. Он изрядно пьян и будет гнуть свою линию.
— Мне нужно будет уехать в Москву на неделю, по семейным делам. Отпустите?
— Езжай, — он наконец убирает свою лапу и вальяжно раскидывается на стуле, широко расставив ноги, — Как жена? Как дети?
— Скучают.
— Правильно, Зарудный. Семья — это важно. Это наш фундамент. Я вот свою Маринку в жопу почти целую, это единственный человек, который может крутить мной и вертеть, как хочет. Остальным я сам выкручу нужные места, — он ржет противно, как делает это всегда, думая, что классно шутит.
Всегда восхищенно говорит о своей жене, хотя у него каждый месяц новая женщина, он особо и не скрывает. И все равно демонстрирует то, что жена на первом месте, а бабы… Это так. Ради развлечения.
Он вышел из девяностых, верша судьбы других людей. Вовремя познакомился с нужными людьми, и конечно же, по иронии судьбы оказался в администрации.
Теперь мне приходится работать с ним, под ним. И с каждым разом все хуже и хуже. Тошно. А в обратку уже пойти не могу, так дела не делаются. Почти десять лет как девяностые канули в лету, а законы остались все те же. Только теперь все под маской благородства и под крышей закона.
Он подливает мне коньяк, я уже пьянею, когда алкоголь попадает на старые дрожжи. Он рассказывает историю, как встретил свою жену, в сотый раз, наверно. Рассказывает про друзей, обещает свозить на охоту, которую я терпеть не могу.
И через час я ощущаю, что уже пьян.
Встаю с места, пошатываясь, иду к уборной. Нужно валить домой. Завтра первым же рейсом к Марте. На коленях ползать буду, лишь бы приняла. Дочке куклу купил, бэби борн какая-то. Говорят, что она сейчас самая популярная. По всем каналам крутят рекламу.
Не сразу слышу вой у кабинки, но чем ближе подхожу, тем отчетливее он звенит у меня в ушах. Бью ладонью по двери, она без напряга открывается, открывая моему взору тонкую фигуру девушки.
Лицо знакомое. Кажется, она вчера меня посадила в такси.
— Как тебя? — прохожусь
