Кот по имени Семён Семёнович Горбунков - Ольга Станиславовна Назарова
— Странно, что дом стоит… дед-то небось в ярости! — пробормотала Ира.
— Не то слово! Ураганы отдыхают! Причём, мне он крайне спокойно и изысканно вежливо порекомендовал к его кабинету пока и близко не подходить — сказал, что это для ребёнка неполезно будет… — рассмеялась Ульяна. — Хотя, даже досюда отлично доносятся все эпитеты… я даже не знала, что он так ругаться умеет! Ни слова неприличного, но так разнообразно и с подвывертом.
— А это общехимическое качество, — вздохнула Ирина. — Недаром у нас есть профессиональное ругательство: «Да ангидрид твою валентность через медный купорос»!
— Впечатляет! — покивала Уля, — А теперь помолчи-ка немного, я уже скоро заканчиваю — надо чтобы лицо было неподвижно.
Глава 24. Всё изменилось
Ульяна была не просто довольна, а очень довольна!
— Наконец-то я её заполучила. Ну, невозможно же на это было смотреть! Красивая девушка, а, как назло, делает всё, чтобы её было максимально незаметно, — Ульяна наносила завершающие штрихи, а потом, с видом великого художника, закончившего превосходную картину, велела Ирине,
— А теперь, сними с колен всех котов, вставай и иди к зеркалу!
Снять котов было несколько затруднительно — они утрамбовались. Всякий, кто хоть раз пытался освободиться от котомонолита, сплетенного из отдельно взятых котиков, знает, как это нелегко. Будь её воля, Ира тут бы и осталась на некоторое время — очень уж приятно, но Ульяна неумолимо сверкала глазами, так что пришлось разочаровать котов, и с Сёмой наперевес отправиться в требуемом направлении.
В отражении она сначала безошибочно узнала кота… Со всем остальным возникли некоторые затруднения.
— Эээээ? — нелепо хлопать глазами на практически совсем незнакомую и бесспорно красивую девицу, уставившуюся на неё из зеркала. Нелепо, но иначе не получалось.
— Воооот! А ты? Я же тебе давно предлагала! — удовлетворённо кивнула головой Ульяна.
Да, было дело… в какой-то прошлой жизни, когда вокруг Иры были или конкуренты, или ничтожные личности типа этой самой Ульяны, которые даже не могли из мела получить этиловый спирт.
Разве она тогда могла всерьёз относиться к этой красивой и явно пустоголовой девице, которую её брат приволок как забаву? Разве могла она подумать, что Уля, которая на самом деле умница, станет женой Вадима, а он сам вовсе не злобный противник, а настоящий старший брат! И мама, оказывается, Ирину любит, а не подлизывается, ища союзников в стане более одаренных противников. Всё изменилось… и в первую очередь — она сама!
— Ну… ну, теперь-то ты видишь? — Ульяна и так очень красивая, после того как забеременела, ещё больше похорошела, хотя, казалось бы, куда уж больше… Но Ирина, которая стояла рядом с ней и смотрела в зеркало вовсе не завидовала, нет, она изумленно разглядывала себя. — Ты помнишь, как ты на меня налетела, когда я сказала, что ты очень на бабушку свою похожа, помнишь? — затеребила её Уля.
— Помню…
— Ты же меня чуть не слопала, всё рассказывала, что твоя бабушка — красавица, а ты — так… Ну, теперь-то видишь? Я же в художке училась ещё в школе, я же сразу такие вещи замечаю!
Ирина смотрела в зеркало и видела там… нет, не бабушкино лицо — своё, но с чертами, которые она почему-то не замечала.
— Слушай, так я что… и правда на неё похожа? — c каким-то детским изумлением и восторгом спросила Ирина. — Дед говорил об этом, но я думала, что это он так… ну, ему так просто хочется.
— Хочется? Ха, как же! Он просто увидел! Ты красавица, просто типаж такой — неяркий, сдержанный, прохладный. Такие как ты, поздно раскрываются и очень долго сохраняют красоту без особых ухищрений, просто на фоне лиц с макияжем ты была незаметна, а главное — сама себя не замечала!
Теперь-то Ирине хотелось замечать себя во всех зеркальных поверхностях! Даже настроение изменилось — захотелось праздника… такого, как у других — радостного с ожиданием чего-то хорошего.
Первое хорошее случилось, когда скандал выплеснулся из дедовского кабинета и докатился до прихожей, куда Ирина вышла за своей сумкой.
— Ира? — дед, только что разносивший на все окрестности дочь и сына, как-то даже подохрип от изумления.
Да, конечно, это была не Аня, это-то он прекрасно осознавал, но как же похожа… Как замечательно красива!
— Дед… тебе нравится? Это меня Уля так накрасила, — несмело отозвалась Ирина, моментально перенесясь во времени куда-то далеко-далеко назад, где дед был солнцем её мира, а она — просто маленькой девочкой.
— Замечательно! — дед не смотрел на сына и дочь, и они сочли за благо под шумок ретироваться по своим комнатам. — Просто очень хорошо! Тебе так надо всегда выглядеть! — велел дед.
Ульяна только беззвучно хмыкнула — академик, как всегда, был в своём репертуаре, раздавая распоряжения направо и налево. Впрочем, это уже было не её дело, главное-то она уже сделала, а с остальным Ирина и сама разберётся.
Изменения во внешности Иры заметили все, даже Вадим! Всё, кроме кота Горбункова.
— Моя Ирррра и была, и есть, и будет самой-самой крррасивой некошкой! — объяснял он в курятнике всем, кто был готов его слушать. — До кошки ей, конечно, очень далеко — шёрстки нет, уши плоские и прижаты к голове, усов нет.
— Не придирайся! — петух Арсений кота уважал, несмотря на то что они были знакомы совсем немного — просто по Горбункову видно было, что он надёжный и порядочный зверь. Петух это уяснил значительно быстрее, чем все сотрудники института, где Горбунков прожил целый год. — У людей мало того, что вашей шерсти… у них даже перьев нет.
Коза Сколопендра посмотрела вниз, на свои копытца и поняла, что во внешности людей её больше всего смущают именно их щупалы — хотя, их наличие вполне простительно и понятно! Копытца очень красивы, но ими нельзя ни подоить, ни погладить, ни разрезать овощи так, как ей, Сколопендре приятно.
— Да и вообще… не всем же быть такими прекрасными! — решила про себя разумная коза.
В город после выходных Ирина возвращалась в абсолютно другом настроении — до Нового Года оставалось поработать пять дней, но теперь она очень хотела, чтобы эти самые праздники поскорее наступили. Почему-то возникшее чудесное ощущение чего-то нового и прекрасного нипочём не хотело её покидать.
— Как ребёнок, честное слово! — пожаловалась она на
