Наследник по крови - Елена Николаева
— Князь, тебе какая больше нравится? Брюнетка или блондинка? — напоминает о себе Руднев.
— Ты о ком? — спрашиваю я со стоном. Пальцы массажистки снова творят чудеса. Она так умело массирует мою шею, что головная боль, вызванная дымом кальяна, постепенно отпускает.
— Я о танцовщицах.
— М? — говорю я, лениво приоткрыв один глаз и посмотрев на Давида. — Да мне по хрену. Можешь разделить их со Стасом.
— Уверен?
— Абсолютно.
— Макс, в этой бане два массажных кабинета. Один из них занят Валевским, второй пока ещё пуст. Может, свалите туда? Ритуль, покажи-ка ты ему, как делается массаж тестикул.
— Я, пожалуй, схожу за вискарем, — озвучивает Стас и выходит из комнаты.
Девушка послушно убирает с моего затылка руки и огибает диван. Опускается передо мной на колени. Садится между моих разведённых ног. Её ладони проникают под полы моего халата и медленно движутся вверх по расслабленным бёдрам. Пах тяжелеет. Я чувствую, как усиливается моё возбуждение, и кровь приливает к члену с новой убойной силой. В затылок прилетает волна кипятка.
Откидываю голову на спинку дивана и слегка съезжаю к краю, медленно опускаю веки. Схожу с ума. Перед глазами снова плывёт. Мелькают фигуры калейдоскопа. Проносится в голове весь гребаный, тяжелый день. А за ним, как вишенка на торте, всплывает размытый образ Иванны.
Не могу решить: злюсь я на неё или хочу, чтобы меня трогали её нежные руки.
«Ваня…» — мысленно зову.
Она смотрит на меня в упор и что-то тихо шепчет, касается своими губами моих, и я непроизвольно сглатываю, облизывая пересохшие губы. Дыхание учащается.
Её взгляд пронзительный, полон тоски и нежности, он настолько доверчив и раним, что возникает желание сию же секунду застрелиться.
Блядь, Макс…
Блядь…
Сука, я собой ни хуя не горжусь…
Нет, маленькая, в этом ты не права.
Так хреново, как сейчас, мне никогда не было.
Растерев лицо ладонями, распахиваю уставшие глаза. Сажусь и пытаюсь собраться с мыслями.
Зачем мне этот чертов массаж тестикул?
Не нужно трогать мои яйца, не нужно к ним прикасаться и мять их кому попало!
Пространство вокруг меня медленно раскачивается, словно я не на диване сижу, а нахожусь на палубе яхты в открытом море. Тонкие женские пальцы раздвигают мои ноги шире и обхватывают под халатом гудящий ствол. Мягко сдавливают. Жар бросается мне в лицо. Резко вдохнув прокуренный воздух, я ловлю тонкое запястье. Фиксирую руку Риты. Не хочу, чтобы мне надрачивала какая-то левая девка. Тупо. Не. Хочу.
Завтрашний отходняк мне явно не понравится.
Будет весь день тошнить.
— Свободна, — я с хрипом выдыхаю, убирая ладонь массажистки со своего члена.
Рита смотрит на меня с недоумением, часто моргает, её глаза горят похотью, девочка жаждет продолжения, я же встаю с дивана, нахожу среди своих вещей портмоне, достаю из него несколько крупных купюр и запихиваю ей в лифчик.
— Домой езжай. Или займись парнями. Как хочешь.
Дёрнув её за плечо, поднимаю с пола.
Пару секунд девушка пристально смотрит мне в глаза, словно хочет понять, не изменю ли я своего решения. Не дождавшись от меня никаких действий, Рита уходит к Давиду. Садится к нему на колени и выпивает из своего бокала шампанское, которое мы заказали для девчонок в баре.
— Ты дал Кристине обещание хранить ей верность? — спрашивает Руднев, оправившись от легкого шока. — Сегодня у тебя мальчишник. В такой день можно позволить себе отступить от правил. Можно разок согрешить.
— Ну вот ты с Черкасовым согрешишь за нас троих, а мне пора домой, — отвечаю, натягивая на себя боксеры.
— Пожарский, у тебя на личном фронте вообще как? — не сумев пролезть в мою голову, Руднев пытается вытащить из недр души недостающую информацию. Собственно, тут нечему удивляться. Так странно с товарищами я себя ещё не вёл. — Что-то ты сильно темнишь, старик. Нормально всё?
— У меня всё зашибись, Давид, — бурчу я, снимая халат. — Трахну Кристину и лягу спать. Завтра архиважный день. Мне нужно хоть немного отдохнуть. Иначе журналисты напишут, что глава строительного концерна всю ночь бухал и трахал баб. А затем явился на открытие проекта года в потасканном виде.
Если честно, ебал я такой мальчишник. Возможно, в другой раз мне бы это понравилось, а сегодня противно. Прикасаться, целовать и трахать блядей давно не вставляет. Я правда хочу домой. Под душ. Затем отключиться от всего мира. Забыться на пару часов. Уснуть мертвым сном, чтобы этот тяжелый день остался в прошлом. Стерся из моей памяти.
Одеваюсь. У выхода из комнаты отдыха встречаюсь с Черкасовым. Он принес ещё бутылку виски и смотрит на меня слегка ошарашенным взглядом.
— Не рановато?
— В самый раз, старик.
— С Кристиной что-то? — хмурится Стас.
— Просто устал. Празднуйте без меня.
— Ладно. Завтра созвонимся.
— Пока.
Выйдя на улицу, я делаю глубокий вдох. Это помогает мне прояснить мысли. Затем я достаю телефон и, не раздумывая, набираю номер Кристины.
— Макс?.. — на том конце провода я слышу немного охрипший после сна голос.
— Привет. Ты спала?
— Что-то случилось? — волнуется она.
— Нет. Всё в порядке, малыш. Тебе чего-нибудь привезти?
Кристина сглатывает и на пару секунд замолкает.
— Мне?.. То есть, да. Хочу спелое манго и… тебя…
— Скоро буду.
Глава 31
Макс
В квартиру попадаю ближе к двум часам ночи.
Бросаю связку ключей на комод, разуваюсь и прохожу в гостиную. Включаю тусклый свет. Ставлю пакет с фруктами на стол, а затем избавляюсь от верхней одежды и пиджака.
Уставший бреду на кухню. В горле сухо, на языке горечь. Глаза почти слипаются. От выпитого алкоголя меня слегка пошатывает и ведёт.
Лучше бы я не пил сегодня. Но этот день оказался одним из самых тяжёлых дней в моей жизни. Мне было также хреново, когда я потерял свою мать.
— Чер-р-рт… — остановившись у холодильника, я энергично растираю ладонями лицо, чтобы хоть как-то прогнать сон и вернуть себя в норму.
Тошно, сука…
Почему так тошно?..
Распахнув глаза, смотрю на своё отражение в отполированной поверхности кухонного гарнитура. Оно плывёт, а внутри пустота. Кажется, что из меня вытряхнули всё живое, оставив только телесную оболочку. К такому я не был готов.
В моих отношениях с женщинами я всегда соблюдал определённую дистанцию, не пускал их слишком глубоко в свою жизнь. Туда, где они имели бы надо мной абсолютную власть. Были на то причины. Были…
Душа — это слишком личное.
Мне казалось, что моя наращенная за годы броня больше не имеет ни одной бреши. Тогда