Зулкибар (Книги 1-4) - Марина Владимировна Добрынина

   Этого мага я не знаю. Не видел раньше. Не советник - точно. И при дворе у нас не бывал. Где Аннет его откопала? Сама она, кстати, не пришла. Вот только этот престарелый волшебник и двое стражников.

   - Нет-нет, молодой человек, - шепчет старик, - я не вижу на Вас каких-либо следов воздействия. Нет-нет, Вы не правы. Ай-ай! Как нехорошо обманывать людей. Мне из-за Вас пришлось отрываться от дел. Ай-ай!

   - Смотрите лучше, - говорю я.

   - Я посмотрел. Никаких следочков. Совсем никаких. Уж простите, но придется Вам отвечать по всей строгости закона. За воровство, молодой человек.

   - Может быть, кто-то другой... - теряя надежду, шепчу я, и получаю в ответ:

   - Да кто же? Нет на Вас воздействия. И смотреть Вас больше никто не будет. Нету!

   Маг, шаркая, уходит. Остаюсь один. Все потеряно. Все потеряно! Если Мерлин не появится в ближайшее время, я не знаю, что мне делать.

   Часа через три, не знаю, появляется один из тюремщиков и сухо сообщает мне о планируемой на завтра казни. Меня повесят. Не отрубят голову, а повесят. Это значит, что Аннет не верит даже в мое благородное происхождение. А впрочем, какая разница?

   - И им уже даже неинтересно, откуда я взял перстни? - горько усмехаясь, произношу я.

   - Видать, это неважно, - отвечает тюремщик, и уходит, лязгнув напоследок замком.

   Я угнетен, и не только новостью о том, что завтра, скорее всего, моя жизнь прекратится, но и всем безумием происходящего. Разве такое могло произойти со мной? Это странно, чудовищно, нелогично.

   Когда-нибудь, конечно, Мерлин объявится и объяснит Аннет, что она сделала. Вот только мне не станет от этого легче. Ну совсем эта мысль меня не утешает! Никак роль безвинной жертвы не примеряется.

   Глава 19

   - Аннет! А где Вальдор? - жизнерадостно улыбаясь, интересуется Дуся.

   Да, мне тоже интересно, где отец. Уехал?

   Мама улыбается в ответ не менее счастливо и заявляет:

   - В тюрьме.

   - А что он там делает? - спрашиваю я.

   - А! К казни готовится.

   Мать легкомысленно машет ручкой, типа не обращайте внимания, мелочи жизни.

   - К какой казни? - продолжаю интересоваться я.

   - К собственной.

   - Э... что?

   - Да тут у нас кое-что произошло...

   - Мама! Я не понимаю!

   - Ханна, доживешь до моих лет - поймешь.

   - Это не смешно!

   - Смешно.

   - В самом деле, - вмешивается Терин, - что произошло?

   - Ничего такого. Просто у меня закончилось терпение. Давайте, я велю накрыть столы...

   Мать прячет взгляд, а у меня мурашки по коже. Это что же такое здесь произошло во время моего отсутствия? И как это все исправить?

   - Мама, ты серьезно?

   - Совершенно серьезно, - отвечает королева, - да не переживайте вы так! Ничего с Вальдором страшного не произошло. Хотите, я велю его сюда привести?

   Терин задумчиво чешет переносицу, Дульсинея просто стоит с открытым от изумления ртом. Кир делает вид, что его это не касается, и, в общем-то, так оно и есть. Одна я испуганно верещу:

   - Конечно!

   Аннет велит привести сюда узника из девятой камеры, и минут через пятнадцать перед нами в сопровождении стражников появляется молодой светловолосый мужчина с совершенно обреченным взглядом. Он видит нас, и лицо его освещается.

   - Ханна, девочка! - кричит он. Какие знакомые интонации. И лицо... До странности родное лицо.

   - Папа? - шепчу я, и на его физиономии появляется громадное облегчение.

   - Ну неужели меня хоть кто-то узнал...

   - Вальдор? Ты что с собой сделал? - интересуется Дуся.

   Вместо ответа отец поворачивается к Аннет.

   - Я так полагаю, моя казнь отменяется?

   Она неопределенно пожимает плечом.

   - Не понимаю, почему ты меня не узнала? - спрашивает Вальдор.

   - А кто тебе сказал, что я тебя не узнала?

   - Ты!

   - Я пошутила.

   Отец сжимает руки в кулаки и делает шаг по направлению к матери. Та встречает его холодным взглядом человека, убежденного в своей правоте.

   - Но за что? - цедит сквозь зубы король.

   - Дай-ка я припомню, - задумчиво произносит Аннет, - ты всю жизнь считал меня глупой курицей. И меня это устраивало. Ты не лез в мои дела, тебя они вообще не интересовали. Хорошо. Я терпела твое пренебрежительное отношение, но, в конце концов, такой уж ты есть, и, думаю,